— Я уже решил для себя, что займусь этим. Теперь я нахожусь на стадии, когда следует задавать вопросы.
— Что ж, в твоем распоряжении неделя, не больше. Потом парни с двадцать восьмого этажа начнут задавать вопросы тебе.
— Я отдаю себе в этом отчет. Но все равно спасибо, что предупредил. Я, правда, рассчитывал на твою помощь, но все понимаю. — Я посмотрел на часы. — Извини, мне нужно встретить Кейт. Мы договорились вместе пойти на ленч.
Дик тоже взглянул на часы и закурил очередную сигарету. С минуту мы оба молчали. Потом Дик произнес:
— Для начала позволь сказать тебе одну вещь: я не верю, что в самолет выпустили ракету, как не верю и в связанный с этим делом заговор. Однако у этого дела с самого начала была неверная направленность: ему придали политическую окраску. Те, кто ненавидел Клинтона, хотели, чтобы люди поверили в теракт. Это дало бы им возможность обвинить администрацию в слабости, в попытке скрыть неспособность силовых ведомств предотвратить атаки такого рода.
— Все это мне и без тебя известно. Хотя я и не занимался этим делом, но телевизор смотрел и газеты читал.
Дик криво улыбнулся и продолжил:
— Кроме того, слишком уж большую роль в нем с самого начала играло ФБР. Оно оттеснило всех — и НКБТ, и людей из береговой охраны, и военно-морской флот, — даже полицию. Это многим не понравилось и не могло не вызвать неприязни к самой конторе и ее методам. Как следствие стали распространяться слухи о заговоре в высших эшелонах власти, попытках скрыть улики и замести следы, о допущенных в ходе следствия ошибках — и тому подобное. Да ты все это знаешь не хуже меня. Потом к делу подключили ЦРУ, и не мне тебе говорить, сколько в связи с этим было сделано тревожных и даже панических выводов. Если разобраться, все это дело — просто какие-то языческие пляски вокруг костра, где каждый старался подпрыгнуть повыше и перекричать других. Если прибавить к этому заявления родственников погибших и вопли средств массовой информации, то легко понять, какое удручающее воздействие вся эта какофония оказала на широкую публику. Ничего удивительного, что она почувствовала себя обманутой, оскорбленной в лучших чувствах и не верила уже никаким заявлениям. При всем при том расследование шло своим чередом и, хотя тебе это, возможно, покажется странным, пришло к абсолютно верному заключению. — Помолчав, Дик добавил: — Это и вправду был несчастный случай.
— Ты так думаешь?
— Я в этом уверен.
— Почему в таком случае об этом деле боятся упоминать даже через пять лет после катастрофы?
— Я же говорю: при расследовании многие облажались. Да почти все проявили себя не лучшим образом. Так что если кто сейчас и заметает следы — то только следы собственной безответственности и некомпетентности.
— Иначе говоря, никто не пытается скрыть ничего существенного — просто кому-то выгодно протянуть время, чтобы кое-какие детали забылись и все утряслось.
Дик откинулся на спинку стула, ухмыльнулся и произнес:
— Что-то в этом роде.
— Тогда почему было задействовано так много людей из ЦРУ?
Он пожал плечами.
— Полагаю, дело в том, что поначалу все выглядело как акт агрессии со стороны иностранцев. А это сфера деятельности ЦРУ, не так ли?
— Совершенно верно. Но зачем в ЦРУ сняли этот дурацкий фильм?
— Не знаю. Тоже никогда этого не понимал. Хотя особенно над их мотивами не задумывался.
— Ладно. Теперь послушай, что я скажу. Если на минуту отвлечься от всего, что ты сказал, то главная проблема — это свидетели. Без свидетелей восстановленный в Калвертоне самолет и данные экспертизы можно считать неопровержимыми доказательствами, полностью подтверждающими выводы правительственной комиссии. Так?
Дик поиграл кофейной ложечкой, выдержал паузу, потом сказал:
— Так.
— Ты допрашивал свидетелей. Так?
— Так.
— Сколько?
— Десять.
— Сколько человек из этих десяти видели огненный столб?
— Шестеро.
— И ты пришел к выводу… Кстати, к какому выводу ты тогда пришел?
Он посмотрел на меня и сказал:
— Я пришел к выводу, что эти шестеро видели нечто — поток света или огненный столб, — поднимавшееся в воздух и двигавшееся по направлению к самолету, который через некоторое время после этого взорвался.
— Ну и как это вписывается в теорию случайного взрыва центрального топливного бака?
Дик сказал:
— Послушай, Джон, этот вопрос мне раз двенадцать задавали парни из ЦРУ и ФБР, да я и сам сто раз прокручивал его в мозгу и… — тут он улыбнулся, — и раз десять обсуждал с женой. Ты что, собственно, хочешь от меня услышать? Что случайный взрыв топливного бака — отговорка, дерьмо собачье? Так вот, я тебе этого не скажу. Как я уже говорил, я согласен с версией короткого замыкания, вызвавшего взрыв летучих паров топлива.
— Хорошо. Но если открутить назад еще немного… Что вызвало короткое замыкание?
— Оголенный провод.
— А может, ракета, пробившая блоки системы кондиционирования воздуха?
— Даже и думать об этом не хочу.
— Тогда давай вернемся к твоим свидетелям. Что они видели?
— Не знаю — да и они тоже. Но я, основываясь на мировом опыте расследования самых запутанных дел, прихожу к выводу, что кое-что они все-таки видели. Некое световое явление в небе. Что это было? Представления не имею. Может, метеор? Или петарда, которую запустил с катера или яхты какой-нибудь идиот? В таком случае все, что произошло потом, просто совпадение. Впрочем, как утверждается в фильме ЦРУ, люди могли видеть потоки горящего топлива или сам пылающий самолет.
— Большинство свидетелей — если не все — сходятся в одном: то, что было показано в фильме, сделанном специалистами ЦРУ, не имеет ничего общего с тем, что видели они, — сказал я.
— Ты, похоже, со вчерашнего вечера времени даром не терял. — Дик поближе наклонился ко мне и сказал: — Я не сомневаюсь, что обладаю достаточной квалификацией для опроса свидетелей. Хотя… хотя парни из ФБР и ЦРУ намекали мне, что восходящий световой поток появился в показаниях свидетелей только из-за неправильно сформулированных мною вопросов. Себя они, ясное дело, в подобном грехе не обвинили. Значит, в том, что двести человек видели одно и тоже, виноваты люди из Департамента полиции Нью-Йорка. Как тебе это нравится?
— Безумно.
Дик широко улыбнулся.
— Но как бы то ни было, по горячим следам вытряс я из свидетелей максимум возможного. Правда, потом дело пошло хуже — потому что они начитались газет и насмотрелись телевизора. Стали говорить что-то вроде: «Все произошло так быстро, я не уверена в том, что видела…» Или: «Это наверняка была управляемая ракета», — после чего подробно описывали красно-оранжевый столб пламени, белые клубы дыма, зигзагообразное движение — только что не раскраску самой ракеты. — Он пристально на меня посмотрел. — Мы были там, Джон. И допрашивали свидетелей. Но остается только гадать, сколько из них действительно что-то видели, сколько сказали правду, сколько забыли — по тем или иным причинам — о том, что видели, или, того хуже, вспомнили то, чего никогда не было.