— Я тебя понял. — Слова Дика навели меня на кое-какие мысли. Слишком часто мы занимаемся лишь тем, что находится прямо у нас под носом, забывая, что отсутствие каких-то фактов тоже может иметь значение. Это вроде той собаки, которая в ночь преступления почему-то не лаяла. Посмотрев на Дика, я сказал: — Никак не могу понять, почему в данном случае не было проведено судебное разбирательство. Как положено: с вызовом свидетелей, приведением их к присяге, записью показаний, публичными слушаниями с привлечением экспертов и независимых судей. Почему ничего этого не было сделано?
Дик пожал плечами.
— Откуда мне знать? Спроси у Джанет Рино.
Я промолчал. Дик добавил:
— Несколько публичных слушаний все-таки состоялось. А также было проведено множество пресс-конференций.
— Но это не были официальные судебные слушания или разбирательства специальной комиссии при конгрессе.
Дик криво улыбнулся.
— Ты имеешь в виду нечто вроде комиссии Уоррена? Ну, была такая комиссия, и разбирательство было, но кто убил президента Кеннеди, мы по-прежнему не знаем.
— Кое-кто знает. Моя бывшая жена. Проговорилась во сне.
— Это на нее похоже.
Мы с Диком почти одновременно расхохотались.
Потом он зажег очередную сигарету и произнес:
— Как-то я ездил по делу в Лос-Анджелес. Там в ресторанах и барах запрещается курить. Можешь себе представить? Я это к тому, что ни хрена не понимаю, куда катится эта чертова страна. Какие-то задницы выдумывают законы, а нормальные люди вынуждены им подчиняться. Мы, друг мой, постепенно превращаемся в овец, которыми помыкают все, кому не лень. В следующий раз издадут закон против пуканья. А что? Очень даже просто. И везде будут висеть таблички вроде: «Здесь не пукают. Газы вызывают серьезные заболевания носоглотки». Остается только спрашивать себя: что же дальше?
Я позволил Дику немного расслабиться, после чего спросил:
— Тебя хоть раз вызвали на одно из этих публичных слушаний?
— Нет. Но…
— А кого-нибудь из следователей или свидетелей, которых ты знаешь, вызывали?
— Нет, но…
— Когда ЦРУ делало свой фильм, оно привлекало к работе над ним свидетелей?
— Нет… но люди из ЦРУ говорили, что привлекало. Потом, когда многие свидетели стали обвинять их во лжи, они сказали, что использовали в работе письменные свидетельские показания.
— Скажи, неужели тебя все это нисколько не задевало?
— Разве что с чисто профессиональной точки зрения… Как я уже сказал, в расследовании было допущено множество ошибок. По этой причине люди вроде тебя продолжают им интересоваться и тем самым будоражат общественность. Чего делать не следует, поскольку, что бы ты там ни думал, это был лишь инцидент. Вот почему я настоятельно советую тебе оставить это дело.
— О'кей.
— Джон, — продолжал Дик, — я не принимал участия ни в каких заговорах или операциях прикрытия. И я предлагаю тебе бросить это дело по двум причинам. Первая: не было никакого преступления, как не было и заговора или специально разработанной операции по заметанию следов, так что расследовать тебе нечего. За исключением проявлений человеческой тупости. И вторая: мы старые приятели, и мне бы не хотелось, чтобы ты попал в какую-нибудь переделку. Скажи, ты и вправду хочешь навлечь на себя серьезные неприятности? Тогда сделай что-нибудь стоящее — к примеру, врежь Кенигу по яйцам.
— Уже врезал. Сегодня утром.
Дик рассмеялся, потом снова посмотрел на часы и сказал:
— Мне пора идти. Передай от меня привет Кейт.
— А ты от меня — Мо.
Когда Дик уже начал вставать, я воскликнул:
— Чуть не забыл! «Бейвью-отель». Покрывало с гостиничной кровати, найденное на пляже. Ничего в этой связи на ум не приходит?
Дик посмотрел на меня и сказал:
— Кое-что приходит. Но скажу сразу: вокруг этого чертова покрывала было столько слухов и сплетен, что даже средства массовой информации запутались. Вполне возможно, ты слышал то же, что и я.
— Расскажи, что ты слышал.
— Ну что я слышал? Пикантную историю о парочке, которая трахалась на пляже перед включенной видеокамерой. Говорят, эти двое вполне могли записать на видео и взрыв самолета. Местные копы поведали об этом нашим парням. Это все, что я знаю.
— А ты слышал о том, что эта парочка останавливалась в «Бейвью-отеле»?
— Что-то слышал… Мне пора идти, Джон.
Он встал со стула. Я сказал:
— Мне нужно имя.
— Чье имя?
— Да чье угодно. Какого-нибудь парня вроде тебя, который работал с этим делом, но, как и ты, вышел в отставку и вырвался из хватки федералов. Имя человека, владеющего информацией, которая могла бы оказаться мне полезной. Подойдет любая, включая слухи и сплетни. Помнишь, надеюсь, как работает эта система? Ты называешь имя, я беседую с этим парнем, он называет мне имя другого человека — и пошло-поехало…
Дик некоторое время молчал, потом сказал:
— Ты никогда не слушал добрых советов, Джон… Ладно, будет тебе имя. Мари Габитоси. Знаешь такую?
— Помню… Кажется, она служила в участке в южной части Манхэттена.
— Точно. Она также успела поработать в ОАС и уволиться из конторы — еще до того, как ты туда пришел. Сейчас она замужем, воспитывает двоих детей и занимается домашним хозяйством. Ей, как говорится, терять нечего, но и разговоры с тобой вряд ли принесут ей пользу.
— Где ее можно найти?
— Не знаю. Но ты ведь у нас детектив, не так ли? Разыщешь как-нибудь.
— Разыщу. Спасибо.
— Только не упоминай мое имя.
— Это само собой.
Дик направился было к двери, но потом неожиданно вернулся к столику и сказал:
— Мы с тобой беседовали об устройстве на работу, которая связана с проверкой благонадежности специально значимых служащих. Я позвоню кое-кому насчет тебя — специально на тот случай, если кто-то вдруг заинтересуется нашим разговором. Отправь мне свое резюме или что-нибудь в этом роде. Тебе даже могут прислать приглашение на интервью.
— А вдруг мне предложат место, которое ты сейчас занимаешь?
— Предложат — соглашайся.
Я отправился в «Экко» на Чамберс-стрит. Метрдотель узнал меня и сказал:
— Добрый день, мистер Мэйфилд. Ваша жена уже приехала.
— Которая из двух?
— Сюда, пожалуйста, сэр. — Он проводил меня к столику, за которым сидела Кейт, потягивая искрящуюся минеральную воду и просматривая «Таймс».
Я поцеловал жену в щеку и сел напротив.