Если все это время они оставались в комнате и занимались сексом, можно не сомневаться, что видеосъемку они не вели — их видеоаппаратура хранилась в стоявшей на парковке машине. Потом они, прихватив покрывало, отправились на пляж — определенно для того, чтобы заняться там сексом и записать свои любовные страсти на видео. Потом, судя по всему, эти двое собирались вернуться в номер, чтобы, взбодрив свои чувства пикантными кадрами, снова заняться сексом. Что в этой связи можно сказать о нашем донжуане? Прежде всего то, что по части секса он настоящий супермен.
Как-то все это не вяжется, особенно если принять во внимание, что мы имеем дело с мужчиной средних лет. Устроившись в номере, любовники вряд ли сразу приступили к сексу. Тогда что они делали два с половиной часа? Разговаривали? Дремали? Смотрели телевизор, читали? Или покинули номер и занялись чем-то таким, что могло оставить после себя какие-нибудь следы?
Но все это случилось пять лет назад. Не только следы давно остыли, но и, возможно, Тед Нэш и Лайэм Гриффит сделали все, чтобы их уничтожить.
Загадка казалась неразрешимой.
Я вернулся домой чуть позже семи вечера и обнаружил в квартире Кейт, которая, облачившись в свою самую сексуальную рубашечку и подвязавшись фартуком, суетилась на кухне, готовя мой любимый обед: бифштекс, картофель фри и поджаренный чесночный хлеб. Мой костюм, который я швырнул на пол и так и не удосужился поднять, был аккуратно вычищен и висел в шкафу, а в холодильнике меня дожидались несколько бутылочек ледяного «Будвайзера».
Скажу сразу: все это вранье, ничего такого на самом деле не было. Кейт, правда, была. Она сидела в кресле и читала «Таймс».
— Привет, — сказал я.
Она подняла на меня глаза:
— Привет.
Я швырнул свой блейзер на диван, как бы давая понять, что никуда больше сегодня не уйду, и спросил:
— Ну как прошел день?
— Прекрасно. — Кейт снова загородилась газетой.
— Ходил сегодня к доктору. Он сказал, что жить мне осталось месяц.
— С какого момента?
— С полудня.
— Заведу календарь и начну вычеркивать дни.
— Да, чуть не забыл: хочу тебя предупредить, что за свое вчерашнее поведение я извиняться не буду.
— Лучше бы извинился.
— Хорошо, если ты так ставишь вопрос, тогда приношу свои извинения. Но и ты должна извиниться за то, что солгала мне.
— Не скрою, солгала. Раза три.
— Я принимаю твои извинения, так как понимаю, почему ты это сделала. Кроме того, я считаю, что нашей семейной жизни это пойдет только на пользу, поскольку обогатит ее новым опытом, укрепит ее основы и придаст ей свежее чувство неведомой прежде свободы.
— Как я уже не раз говорила, ты полнейший идиот и шут.
— Как прикажешь это понимать? Как некое обобщение — или же ты имеешь в виду что-то конкретное?
— Давай-ка лучше вообще оставим эту тему.
— Оставим. Но при этом позволь тебе напомнить, что я люблю тебя. Оттого-то я так расстроился, когда услышал о тебе и Теде Нэше.
— Знаешь что, Джон? Мне иногда кажется, что ты ненавидишь Теда Нэша больше, чем любишь меня.
— Неправда. Но хватит об этом. Что у нас нового на фронте войны с терроризмом?
— Почти ничего. А ты что сегодня делал?
— Совершил автомобильную прогулку. В восточном направлении.
Кейт промолчала.
— Я позаботился, чтобы за мной не было «хвоста». Кроме того, отключил мобильник и пейджер, так что меня нельзя было вычислить. Поэтому, возможно, ты и не смогла до меня дозвониться.
— Я не пыталась до тебя дозвониться. Но у меня есть для тебя известие.
— От кого?
— От капитана Стейна. Хочет встретиться с тобой в своем офисе завтра в девять часов утра.
— Он сказал, зачем я ему понадобился?
— Не сказал.
Капитан Стейн был старшим офицером ОАС, представлявшим Департамент полиции Нью-Йорка. Он отвечал за всех копов, находившихся на действительной службе, в то время как Джек Кениг курировал федеральных агентов, в том числе мою Кейт. Я же, как агент, работающий по контракту, находился как бы на нейтральной территории, поэтому подчинялся то Стейну, то Кенигу, а то и обоим.
— А почему, скажи на милость, Стейн передал это через тебя?
— Откуда мне знать? Может быть, он отчаялся до тебя дозвониться?
— Он мог послать мне сообщение по электронной почте или по факсу. В конце концов, он мог оставить его на автоответчике моего телефона. Кроме того, у меня есть пейджер.
— Быть может, ему захотелось побеседовать с тобой именно по той причине, что мобильник и пейджер у тебя весь день были выключены, а это, как ты знаешь, является нарушением правил нашего учреждения.
— Да, я отключал и мобильник, и пейджер. Но я сильно сомневаюсь, что он хочет поговорить со мной об этом.
— Я тоже сомневаюсь.
— Думаешь, он что-то почуял?
— Думаю, они оба что-то почуяли. Причем не только на твой, но и на мой счет, — ответила Кейт. — Джек тоже назначил мне встречу завтра в девять часов утра.
Я не хотел слишком уж паниковать по этому поводу, хотя и понимал, что совпадения такого рода маловероятны.
— Что у нас на обед? — спросил я.
— Хлеб и вода. Привыкай, парень.
— Давай куда-нибудь съездим и пообедаем?
— Нет настроения.
— Тогда давай закажем обед на дом, — предложил я. — Что-нибудь китайское? Или, быть может, пиццу?
— Ничего я не хочу.
— А что у нас в холодильнике?
— Пустынные просторы Антарктики.
— Может, ты хочешь выпить?
— Я уже открыла бутылку белого сухого.
— Отлично. — Я прошел на кухню и обнаружил в холодильнике полбутылки белого вина и банку содовой. Наполнив бокал Кейт вином, я налил себе виски с содовой.
Вот вам, пожалуйста, и конец игры. Между тем после мемориальной службы прошло не более сорока восьми часов. Надо будет не забыть поздравить с такой оперативностью Лайэма Гриффита, предварительно врезав ему ботинком по яйцам.
Вернувшись в гостиную, я передал Кейт бокал с вином, и мы чокнулись.
— За нас, — сказал я. — Начало по крайней мере было хорошее.
Задумчиво потягивая вино, Кейт сказала:
— Надо хоть как-то свести воедино наши истории и придать им невинный вид.
— Это нетрудно, — сказал я, придвигая поближе к Кейт свое любимое кожаное кресло. — Главное — говорить правду. Незначительное превышение полномочий, к примеру, не преступление, а вот лжесвидетельство под присягой — это уже серьезно. Ты и представить себе не можешь, сколько в тюрьмах людей, которые солгали под присягой даже не о преступлениях, а о незначительных правонарушениях. Вспомни девиз ЦРУ — «Правда сделает тебя свободным».