– Пошли отсюда, – ответил я ей. – Найдем другую машину и другого шофера. – Выудил деньги у Пройдохи из кармана, открыл багажную дверцу и взял чемодан.
Пройдоха был настолько потрясен, что забыл закрыть рот.
– Хорошо-хорошо. Не надо паспорта, не надо визы. – Он что-то сказал водителю, и они вместе удалились в контору.
Мы со Сьюзан переглянулись.
– Этот Кам одет не для поездки на север, – заметила она.
– В машине есть печка.
– Здесь редко пользуются печкой. Считается, что она расходует бензин. Не поверишь, но то же самое с фарами. А если машина ломается, они замерзают чуть ли не до смерти.
– Какая температура на севере?
– Ночью около пятидесяти. Для жителей Нячанга это холодно.
Я кивнул:
– Должно быть, мы выглядим глупо.
– Говори за себя. И вообще этот Кам может понимать по-английски. Так что думай, что говоришь.
– Хорошо.
Сьюзан посмотрела на меня.
– Может быть, лучше поехать завтра на микроавтобусе?
– С мистером Камом я как-нибудь справлюсь, – ответил я.
– А как насчет ограбления по дороге?
– Поведу я.
– Пол, ты не имеешь права.
– Об этом не беспокойся.
– Иногда они вступают в сговор с полицией. Останавливает такие машины и штрафуют иностранцев по-крупному.
– Пусть сначала поймают.
Сьюзан посмотрела на меня.
– Значит, отпуску конец?
– Вот именно.
– И мы будем бежать от полиции и прорываться сквозь засады?
– Точно. Господину Каму не удастся выслужиться. А есть здесь другая дорога?
– Нет, – ответила Сьюзан. – Либо шоссе номер один, либо сиди дома. Другие дороги ночью непроезжие, если не хочешь тащиться со скоростью десять миль в час.
– Что ж, это испытание. Я люблю испытания.
Она промолчала.
Мне показалось, что ей пришлось не по нраву мое бесшабашное настроение.
– Давай так, – предложил я. – На встречу надо мне, а не тебе. Я поеду сегодня, а ты подъедешь завтра с французами.
– Значит, мне давиться в автобусе с французишками, а тебе всего-то навсего не спать и следить, как бы не ограбили. Тоже мне джентльмен!
– Давай говорить серьезно.
– Пол, скорее всего с нами вообще ничего не случится, а если случится, эта страна хороша тем, что здесь не убивают. А женщин не насилуют. Только отбирают деньги. Отдаешь все, что есть, и иди подобру-поздорову. Доедем утром на попутках.
– Я не очень представляю, как мы в одном исподнем стоим на обочине шоссе номер один и голосуем запряженной быками повозке.
Сьюзан дала мне сумку, и я почувствовал, какая она тяжелая.
– Что там такое?
– В сейфах некоторых американских компаний хранятся средства самозащиты.
Я промолчал.
– На рынке Бинтай в Холане из-под прилавка продается военное снаряжение. Надо только соединить детали, и – voila – получается нечто. В нашем случае – автоматический "кольт" сорок пятого калибра. Знакомое тебе оружие.
– Ты сама говорила, что ношение оружия – самое серьезное преступление в этой стране, – напомнил я ей.
– Только в том случае, если тебя поймают.
– Сьюзан, а где ты это прятала?
– В бойлере. В них всегда есть съемная крышка.
Мысли носились у меня в голове. Я попытался что-то сказать, но в это время из конторы появились Тук и Кам. Я посмотрел на них, и у меня сложилось ощущение, что они только что обсудили детали своего плана. А мы со Сьюзан обсудили свой, чтобы разрушить их.
Пройдоха снова улыбался:
– Мистер Кам готов. Вы готовы. Приятного путешествия. Чак мунг нам мой. Заплатите мистеру Каму, когда приедете в Хюэ.
Мы не хотели, чтобы он заметил, как мы нервничаем, и, пожав руку, тоже пожелали счастливого Нового года. Кам и Пройдоха открыли для нас дверцы, и мы со Сьюзан забрались на заднее сиденье.
Мы выехали со стоянки и миновали пол-улицы Ванхоа, когда Сьюзан что-то сказала Каму. Он было заартачился. Она повторила резче, а я положил руку ему на плечо и приказал по-английски:
– Делай, что говорит тебе леди.
Шофер понял, что с нами легко не сладить, и через несколько минут повернул на бензозаправку. Он заливал горючее, я стоял рядом. А Сьюзан в это время сходила к заправщику и вскоре вышла с вьетнамцем, который нес две десятилитровые канистры. Сама она держала пакет с двумя литровыми бутылками воды, целлофановые свертки со снедью и дорожную карту.
Я заставил Кама заплатить за бензин. Вынул из сумки карту Нячанга и свой путеводитель. Затем мы все снова сели в машину, но я на этот раз – на переднее сиденье.
Мы ехали на север, и карта мне подсказывала, что направление верное – в сторону моста Хамбонг. Этот мост соединял несколько островков, которые располагались в устье реки Нячанг. Солнце клонилось к холмам на западе, и море из синего стало золотистым. Через полчаса должно было стемнеть.
Дорога шла на север и оставалась вполне приличной. Я посмотрел направо и узнал местность.
– Это здесь великан надрался, упал и оставил на скале отпечаток ладони.
– Рада, что обратил внимание, – отозвалась Сьюзан. – А вон там, на следующей горе, превратилась в камень его возлюбленная. Грустно. Я хочу сказать, грустно уезжать из Нячанга. Я здесь провела лучшую неделю с тех пор, как приехала во Вьетнам.
Я оглянулся, и мы встретились с ней глазами.
– Спасибо за мою побывку.
Через пятнадцать минут мы доехали до перекрестка и свернули на шоссе № 1, которое через шестьсот километров прямиком приводило в Хюэ. Так называемая магистраль имела по одному ряду в каждую сторону, но время от времени для обгонов расширялась до трех. Машин было мало, но зато полно запряженных быками повозок и велосипедистов. Мистер Кам вел "ниссан" не хуже остальных на этой дороге, но на приз за безопасную езду явно не тянул.
Шоссе бежало вдоль побережья, и впереди показалась еще одна выступающая в море каменная гряда. Слева тянулись деревни и рисовые поля. А за ними горы, за которые успело закатиться солнце. Приближалось время суток, которое мы в армии называли ОМС – остаточные морские сумерки. Света хватало на то, чтобы окопаться на ночь.
Впервые с 72-го года я оказался во Вьетнаме затемно за городом, и должен сказать, это мне совсем не понравилось. Ночь принадлежала красным и их сыночку, мистеру Каму.
Но зато этот самый Кам знать не знал, что в сумке у Сьюзан лежал старый, но, как я надеялся, смазанный "кольт" сорок пятого калибра, который можно было приставить к его башке.