— А кто мог? — сказал я. — Американцы обычно употребляют выражение «в незапамятные времена», когда речь идет о средней школе. Для остального мира «те времена» фиксируют время, когда у них было что поесть или не было. А для тебя это что значит?
— Вчера. И забудь про среднюю школу. — Кэри покачала головой. — Средняя школа — это колыбель Америки. Мы всегда верим, что можем переродиться в кого-то другого: умнее, красивее, богаче, более властного, сильного. В остальном мире люди борются за то, чтобы быть лучше и жить в безопасности, оставаясь собой. Вот почему незапамятные времена для нас — это наше отроческое изумление перед миром. Мы думаем, что у нас еще есть время вырасти и стать кем-то другим.
— Какой ты хочешь быть, когда вырастешь? — спросил я.
— Живой. — Кэри опустила бинокль. Отвела взгляд от окна. — Все там.
— Значит, здесь совсем не так, как представлялось тебе там?
— Пойми меня правильно, — ответила Кэри. — В те годы мечталось о многом, так многого недоставало. Хотелось отправиться в какую-нибудь необычную поездку. Сделать что-нибудь, выходящее за рамки обыкновенной жизни. Сделать что-то, чего никто бы от меня не ждал.
Она рассмеялась.
— И что же? Теперь я рискую задницей, защищая «обыкновенную жизнь». А «необычное»? Сидеть взаперти над порнушным магазинчиком с парой маньяков?
Кэри положила бинокль на подоконник.
— Вся штука в том, что эта «обыкновенная жизнь», в конце концов, имеет смысл. — Она криво улыбнулась. — А я? Просто девчонка с игрушечным пистолетом.
— Где ты выросла?
— Так, потом ты захочешь узнать мой знак по гороскопу. Может, звезды привели меня сюда?
— В предместьях? В мегаполисе? Городишке? На ферме?
— А, это называется «настойчивость». Притупить внимание пленницы, обсуждая с ней подробности ее жизни.
Рискни по-крупному.
— Если хочешь уйти… иди.
Кэри продолжала сидеть не моргнув глазом. Я тоже.
— Не-а, — сказала она. — Потом буду жалеть, что обед пропустила.
Мы оба посмотрели через улицу на ярко светившиеся огни «Почты для вас!».
— В Айове, — буркнула Кэри.
Сердце тяжело ворочалось у меня в груди.
— Ты замужем?
— Мог бы и не спрашивать.
— Но у тебя есть?.. Есть кто-нибудь?
— Кого-нибудь всегда можно найти, — ответила Кэри, тряхнув своей белокурой головкой. — Нет никого.
— А я?
— Удивил.
— Вот чего нам не хватает в нашей шпионской жизни, — сказал я. — Хоть одного шанса найти «кого-то», а не просто «кого-нибудь».
— Всегда кажется, что время еще есть, — сказала Кэри. — Даже зная то, что мы оба с тобой знаем о времени. За одиннадцать секунд я могу убить человека… это в рукопашной. Дай мне патроны и не беспокойся: я не промахнусь, если я его увижу, он мой.
— Мы все в миллиметре от последней пули, — ответил я. — Возьми хотя бы меня.
— Не рассчитывай, что я не думаю об этом. Мы все об этом думаем. Но когда мы слышим о таких провалах, как в той… то говорим, что, значит, время пришло.
— Времена меняются.
— И перемалывают людей, как жернова.
— Я еще поборюсь.
— Это точно, — сказала Кэри. — А я действительно старалась поймать тебя. Изо всех сил.
— В следующий раз больше повезет.
Кэри моргнула.
— Любишь поэзию?
— Никогда об этом не думала.
— Значит, тебе повезло. Тебе предстоит еще многое узнать и… и…
Что, что случилось?
— Виктор! Вик!
Я видел, как Кэри наклоняется вправо передо мной, а у меня нет сил встать с жесткого стула; за окном темнеет, но она наклоняется все ближе, привстает…
— Вик! Ты… вырубился.
— Ничего, очухаюсь. Бывает.
— Пока. Давно ты и твои ребята не получаете лекарств?
— Рассел сказал бы, что совсем недавно. Не переживай. Мы справимся.
— Даже Эрик и Хейли?
— Они взаимодополняют друг друга.
— Ты хочешь сказать, что у них дружба?
— Видишь? А говорила, что не разбираешься в поэзии!
Кэри бросила взгляд за окно.
— Какая-то непонятная полицейская машина припарковалась перед нами.
Мы пригнулись и стали изучать стоянку внизу.
Лысеющий мужчина в дешевом сером костюме захлопнул водительскую дверцу «краун виктории» с двумя радиоантеннами на багажнике. Оглянулся, словно чтобы удостовериться, что за ним никто не следит. Коп в дешевом сером костюме пошел в направлении «КОЙОТОВ» и скрылся из поля нашего зрения.
Сердитый звонок сообщил нам, что дверь открылась.
— Не хочу, чтобы меня здесь накрыли! — сказал я, правой рукой хватаясь за «глок».
— А как же Зейн? — спросила Кэри.
Я махнул ей левой рукой: «Тихо!»
Мы быстро, как мыши, почуявшие кошку, юркнули к узкой деревянной лестнице, чьи ступени каким-то образом вняли нашим мольбам и ни разу не скрипнули. Наконец спустились, и теперь нас отделяла от торгового помещения порномагазине только потрепанная зеленая занавеска, закрывавшая дверной проем.
«Пахнет отсыревшей шерстью», — подумал я, присев на корточки и подглядывая в щель между краем зеленой занавески и дверным косяком.
Кэри замерла позади меня — я никогда не позволил бы ей оказаться здесь, если бы не доверял. Глядя поверх моей головы, она тоже видела теперь мир в узкую вертикальную щелку.
Коп положил видеокассету на прилавок, за которым сидел мертвенно-бледный клерк.
— Может, если покопаться еще, я найду что-нибудь более интересное. Но ты не волнуйся, в отчете этого не будет.
— Вы, копы, всегда так добры ко мне, — ответил клерк.
Зейн открыл дверь, затрезвонил звонок.
Услышав, что кто-то вошел, коп обернулся, и разлетевшиеся от резкого движения полы его пиджака на миг приоткрыли прицепленный к поясу значок, который недвусмысленно давал понять, кто он такой, любому чересчур самоуверенному, грамотному и не совсем уж далекому от жизни гражданину. Увидев перед собой седовласого незнакомца с тяжелым взглядом, коп инстинктивно опустил правую руку, слегка коснувшись бедра, и хрипло проворчал:
— Какого дьявола! Что у тебя в этих мешках?
Зейн удивленно заморгал.
— Еда. Вьетнамская.
— Так ты что… еду сюда носишь?
Зейн, не желая расколоться и выдать наше присутствие копу, спросил: