Диспетчер Роберто Эрнандес снял трубку телефона, выслушал звонившего и обратился к начальнику:
— Босс, звонят из радарного зала, они хотят знать, когда можно будет пользоваться четвертой левой полосой и когда освободится четвертая правая. У них на подходе несколько рейсов, у которых не так много горючего в баках.
Ставрос почувствовал, как заныло в животе. Он глубоко вздохнул и ответил:
— Я не знаю. Скажи им… я попозже сам им перезвоню.
Эрнандес промолчал и не стал передавать неопределенный ответ начальника. Тогда Ставрос забрал у него телефонную трубку.
— Говорит Ставрос. С рейсом один семь пять нет радиосвязи… да. Я знаю, что вам это известно, но это все, что я знаю. Послушайте, если бы на борту был пожар, вам в любом случае пришлось бы сажать самолеты на другие полосы и вы не стали бы беспокоить меня по этому вопросу… — Выслушав собеседника, Ставрос резко бросил: — Тогда скажите им, что на четвертой правой делают прическу президенту, и пусть они садятся в Филадельфии. — Он швырнул трубку и тут же пожалел о том, что сказал, хотя окружавшие его диспетчеры одобрительно засмеялись. Снова заныло в животе. — Попробуй еще раз связаться с самолетом, — обратился Ставрос к Эрнандесу. — Используй частоты вышки и наземного контроля. Если не ответят, значит, радио у них полностью не работает.
Эрнандес взял микрофон и стал вызывать самолет на различных частотах.
Ставрос снова оглядел самолет в бинокль. Никаких изменений. Гигантский «боинг» стоял, как вкопанный, видны были только струи выхлопных газов позади двигателей. Машины спасателей и патрульных оставались на своих местах. В отдалении, на значительном расстоянии от посадочной полосы, расположилась аналогичная спасательная команда, она жгла горючее в своих машинах и занималась тем же, чем и другие, — то есть ничего не делала. Кто-то, возможно это был Макгилл, пытаясь привлечь внимание пилота, жестикулировал и выглядел со стороны довольно глупо.
Ставроса беспокоило и удивляло бездействие пилота. Какая бы ни возникла проблема, пилот первым делом должен был увести самолет с посадочной полосы. Но «боинг» продолжал стоять на месте.
Эрнандес отложил микрофон и спросил у Ставроса:
— Может, позвонить кому-нибудь?
— Звонить уже больше некому, Роберто. Кому мы можем позвонить? Люди, которым положено заниматься этим проклятым самолетом, столпились вокруг него и ковыряют в носах. Кому еще звонить? Моей мамочке? Как же она хотела, чтобы я стал адвокатом…
Ставрос осознал, что начинает терять контроль над собой, еще раз глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, и приказал Эрнандесу:
— Свяжись с этими клоунами из «пистолетов и пожарных шлангов», поговори с Макгиллом.
— Понял, сэр.
Эрнандес вызвал первую машину спасателей, ему ответил Сорентино.
— Доложите ситуацию, — попросил Эрнандес и нажал кнопку громкоговорящей связи. Голос Сорентино разорвал тишину диспетчерской:
— Я не знаю, что происходит.
Ставрос схватил микрофон, стараясь сдерживать ярость и раздражение:
— Если не знаете вы, то что могу знать я? Вы же на месте, а я здесь, на вышке.
Несколько секунд Сорентино молчал, затем ответил:
— Никаких признаков механических повреждений… за исключением…
— За исключением чего?
— Пилот при посадке не включил реверсивную тягу. Вы меня поняли?
— Да, я прекрасно знаю, что такое реверсивная тяга.
— Ну так вот… Макгилл пытается привлечь внимание экипажа…
— Все пытаются привлечь их внимание. Но почему не получается?
— Не знаю. Может, нам подняться на борт? — предложил Сорентино.
Ставрос задумался над тем, вправе ли он давать такое распоряжение. Обычно аварийная команда сама решает подобные вопросы, но поскольку видимых повреждений нет, ковбои растерялись, не зная, подниматься им на борт или нет. Ставрос понимал, что подъем на борт самолета, у которого работают двигатели, потенциально опасен как для самолета, так и для спасателей, особенно если никто не знает намерений пилота. А что, если самолет неожиданно двинется? Но с другой стороны, на борту может быть проблема. Ставросу не хотелось принимать решение, поэтому он ответил Сорентино:
— Поступайте, как считаете нужным.
— Спасибо за добрый совет, — поблагодарил Сорентино.
Ставрос пропустил мимо ушей сарказм, прозвучавший в этом ответе.
— Послушайте, это не моя работа… подождите… — Ставрос заметил, что Эрнандес протягивает ему трубку телефона. — Кто там еще?
— Какой-то парень, назвал вашу фамилию. Говорит, что он из Министерства юстиции. Оказывается, на борту рейса один семь пять какой-то арестованный перебежчик, и этот парень хочет знать, что происходит.
— Проклятие… — Ставрос взял трубку телефона. — Это мистер Ставрос. — По мере того, как он слушал собеседника, глаза его все более округлялись. Наконец Ставрос заговорил: — Я понял. Да, сэр. Самолет летел без радиосвязи, сейчас он стоит в конце четвертой правой посадочной полосы. Его окружили машины аварийной команды и патрульные машины. Ситуация без изменений.
Снова выслушав собеседника, Ставрос ответил:
— Нет, никаких признаков серьезных проблем. Сигнал о захвате самолета не поступал, правда… — Он снова стал слушать звонившего, думая при этом, стоит ли вообще упоминать об отсутствии реверсивной тяги при посадке в разговоре с незнакомым человеком, который, возможно, слишком бурно отреагирует на эту относительно незначительную механическую проблему, а может, еще и обвинит во всем пилота. На самом деле Ставрос точно не знал, кто такой этот звонивший, но говорил он так, словно обладал значительной властью. Подождав, пока собеседник закончит, Ставрос сказал: — Хорошо, я понял. Я прослежу за этим. — Взглянув на замолкшую телефонную трубку, он вернул ее Эрнандесу. Решение было принято за него, и от этого Ставрос почувствовал облегчение.
Он поднес к губам микрофон и продолжил разговор с Сорентино:
— Слушайте меня, Сорентино, вам разрешено подняться на борт. В бизнес-классе находится арестованный. Он в наручниках, и его сопровождают, так что не вытаскивайте оружие и не пугайте пассажиров. Снимите арестованного и двух сопровождающих с самолета, посадите в одну из патрульных машин и привезите к выходу двадцать три, где их будут ждать. Поняли меня?
— Понял. Но мне нужно связаться с командиром…
— Мне наплевать, с кем вам нужно связаться. Делайте то, что я сказал. Когда подниметесь на борт, выясните, в чем проблема, и если все в порядке, скажите пилоту, чтобы уводил самолет с полосы и подруливал к выходу двадцать три. Сопровождайте самолет.
— Понял.
— Свяжитесь со мной, когда подниметесь на борт.
— Понял вас.
Ставрос повернулся к Эрнандесу: