Ноль-Ноль | Страница: 23

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— А теперь, чума, села за руль — и освободила! б…дь!! дорогу!!!


Квартира была импозантная, но сильно запущенная, с далекими лупящимися потолками, с вытертым кряхтящим паркетом.

— Курить можно? — обернулся Фил к девице.

Та поколебалась:

— Только в окно. А то совсем задохнемся…

Он крутанул полуантикварную металлическую ручку и со скрежетом вытянул на себя высокую створку. Втек прохладный воздух, припахивающий бензином. Фил закурил и облокотился на обширный истрескавшийся подоконник.

…Когда Фил объяснил этому Масу, зачем Каринка сделала то, что сделала, что она вдруг вообразила (впрочем, так ли уж беспочвенно?) на свой счет, тот сказал вполне легкомысленно: «Значит, иногда небезопасно следовать своему таланту…» Филу тогда это показалось наставительной бессмыслицей, а сейчас он вдруг сообразил, что второй день примеряет Масову фразу к себе.

Талант… Что это за штука вообще такая?.. Знать свой талант и найти ему применение — уже достаточное условие, чтобы чувствовать себя в жизни адекватно. Так я всегда считал — и считал, что уж мне-то с этим повезло (особенно на фоне тех, с кем я работаю. Кому как раз НЕ подфартило)….

Защелкал замок, бухнула входная дверь, послышались голоса целой компании. Фил медленно обернулся. На пороге встала эта татуированная девица — Марина… кивнула головой в сторону прихожей:

— Руст пришел…

Фил затянулся напоследок. А может, я всегда обманывал себя. Ну, отчасти? Скажем, недоговаривал самому себе?.. Как раз по поводу моих способностей… Что я о них знаю? Точнее, что я всегда боялся о них узнать?..

Рустам молча внимательно рассматривал своего бывшего «хронолога», чуть качая головой, явно под впечатлением их телефонного разговора и Филовой просьбы.

— Что там на мне выросло? — раздраженно осведомился Фил.

— Ну, последний раз спрашиваю, — делано насупился Руст. — Ты уверен?

Чувствовалось, что его тянет сбиться на привычное «вы». Фил в ответ только рот скривил.

…Все говорили мне про мой талант. «Проницатель душ»… Да я никогда не сомневался в том, что это именно талант, дар — не сводящаяся к сумме знаний и навыков, сплошь и рядом необъяснимая, инстинктивная способность распознавать человеческие побуждения. Необъяснимая иногда настолько, что сам я — да! — пугался ее и игнорировал. Потому что «правильный мужик», позитивный рационалист не привык доверять подсознательным озарениям. А еще?..

Не потому ли, что понимал, вернее, догадывался, не стоит идти по этой дорожке до конца?..

Опасно.

Вот именно. Особенно для такого, как я. Опасно ПОЛНОСТЬЮ видеть взаимосвязь человеческих позывов и поступков. Потому что придется отдать себе отчет, насколько тут все алогично и непоследовательно, сколь в малой степени поддается воздействию. Или не поддается вообще. Проминается, расползается, протекает между пальцами. Это как строить дом, прекрасный и удобный, по всем архитектурным законам, ясным и логичным, — но… из манной каши.

Все мои многолетние попытки подвигнуть людей поступать во благо себе самим (всего-то!) — это же бесконечная возня в каше, борьба с жидким тестом… И я еще удивляюсь собственным малым успехам…

Кухня была как кухня, если не замечать застарелой химической вони, разноцветных пятен на столах, распотрошенных на «метелки» тампонов на полу. Руст открыл холодильник и достал оттуда стеклянную банку, в которой было немного желтоватой жидкости. Фил обратил внимание на внезапно появившуюся в его движениях бережную мягкость.

…Но разве я мог иначе? Разве вообще можно иначе, если хочешь уважать себя?.. Что скажешь, Мас?.. А вот я не видел и не вижу другого пути… Поэтому я привык подчинять собственные поступки, собственную жизнь жесткой логике, действовать в категориях смысла и цели…

Но по этой же причине мне — да! — всегда приходилось давить в себе те самые способности: я чувствовал, что могу понять о вас слишком много, и запрещал себе это понимать… Но только ли о вас? Не боялся ли я собственного таланта больше всего потому, что мог слишком много понять о СЕБЕ?..

— Ну сколько? — Руст шарил в выдвинутом ящике стола. — Двадцать?

Фил рассеянно кивнул:

— Зарядишь машину?

— Не вопрос.

— Можно тут где-нибудь у тебя?

Руст хмыкнул…

«Правильный мужик»… Уж в собственной-то стопроцентной последовательности ты никогда не сомневался. Не мог усомниться. Не имел права. Потому что всегда требовал позитива и логики от других и обязан был быть для них тут примером, эталоном… Но так ли уж ты отличаешься от прочих? В тебе, там, внизу, куда ты никогда не позволял себе заглядывать, не та ли самая трясина?..

Как он сказал, этот Мас: в шутку, в подкол — или?.. «А вам не приходило в голову, что вы связались с ними, нариками, пыжиками, чтобы „торчать по мнению“?..» Не приходило?.. Что глядеть на них, слушать их — это твой способ долбиться без дури?.. Потому что за самым жестким подчинением себя правилам почти всегда стоит скрытое, но мощное — тем мощней, чем жестче правила — желание похерить все и всяческие ограничения…

— Шмыгнуть тебя? — спросил Руст.

— Ты че, забыл, кто я? — криво ощерился Фил.

Тот снова покачал головой:

— Ну на, доктор, — протянул ему шприц, — пихни колючего…

— Нулевый хоть?..

— Обижаешь…

Фил содрал куртку, упал в кресло. Пошлепал себя ладонью по левому локтевому сгибу, немного «поработал» кистью. Нахмурился:

— Перетягу не дашь?

Рустам заозирался, выглянул в коридор:

— Марин, удавки нет?..

В соседней комнате громко общалась давешняя компания. Машинально прислушавшись, Фил с мимолетным удивлением понял, что обсуждаются книжные новинки.

Рустам, извиняясь, пожал плечами, выдернул из собственных штанов кожаный ремень, бросил Филу. Тот туго затянул его на левом плече, еще некоторое время «покачал», сжимая-разжимая кулак — пока сизая подкожная вена, «центряк», окончательно не всплыла на белесую, заштрихованную мелкими волосками поверхность.

(—…Как называется? — спрашивали в соседней комнате.

— «Чучхе».

— Это новое что-то?

— На ММКЯ была презентация… Ну, на ярмарке, на ВВЦ…)

Фил вынул из зубов насос. Прикусив губу, прицелился, вкололся.

— О молодец… — пробормотал внимательно наблюдающий Руст, когда в шприце ворохнулся багровый султанчик.

(—…Гаррос и Евдокимов.

— Я че-то слышала… Но не читала.

— Есть такие… Бивис и Баттхед русской литературы…)

Руст не соврал, рекламируя свою стряпню — почти сразу Фил почувствовал, что кресло под ним мягко опрокидывается назад, но это было не столько падение, сколько захватывающее неуправляемое скольжение. Соскальзывание… Что-то испуганно и весело поднялось в груди, заторопилось сердце. Руст подал реплику, Фил не услышал. Прикрыв глаза, он поскользил спиной вперед — туда, где не существовало правил и порядков, где ни черта он не был должен ни другим, ни себе.