— Дороги — это ваша проблема, а не моя. Моя проблема — попасть домой… и если вы не хотите потерять заказы от «Клейн и сыновей», вы, черт возьми, решите ее за меня.
Клэр подавила смешок и вскинула брови. Дэвид нажал еще несколько кнопок на телефоне. На этот раз он говорил тихо и монотонно.
— Я остался у Джона. Да, у моего брата Джона. Он живет недалеко, вот почему, а я не мог найти машину. Такси не было, Стефани, а поезда не ходили. Что, ты хочешь поговорить с ним? Нет, я так не думал. Как дела в Нью-Ханаане?
Он попрощался, закрыл телефон и посмотрел на меня:
— Есть кофе?
Я налил кружку и подал ему. Клэр извинилась, покачала головой и ушла в ванную, закрыв за собой дверь. Через минуту послышался шум воды.
— Кто это? — спросил Дэвид.
— Приятельница.
Дэвид хихикнул.
— Я догадался. Имя у нее есть?
— Клэр.
Он кивнул.
— Симпатичная. Я думал, ты до сих пор встречаешься с китаянкой.
— Нет, мы давно расстались. Стефани в Нью-Ханаане?
— У родителей.
— У нее… все в порядке?
Дэвид нахмурился.
— У нее все прекрасно. Еще кофе!
Я снова налил ему кружку.
— А как ты? У тебя тоже все прекрасно?
Он бросил на меня косой взгляд.
— Не заводись, ладно? Я малость перебрал на пустой желудок, и…
— Хватит ерунды, Дэвид. Что, черт побери, с тобой происходит?
— Ничего не происходит. Не обедал вчера, вот и…
— Я не о том, что ты напился или бродил по улицам в бурю. Я совсем о другом: о сексе по Интернету, об отказе нормально общаться с адвокатом…
— Я одну ночь проспал на твоем гребаном диване. Это не дает тебе — особенно тебе — права читать мне нотации.
— Прекрасно, не слушай меня. Но тогда нечего и мое время тратить.
— В смысле?
— В смысле: не проси людей помочь тебе, если не хочешь помочь себе сам… если, наоборот, только усугубляешь ситуацию.
Бледное лицо Дэвида покраснело. Он открыл рот, готовясь заорать, однако передумал.
— И чем же я ее усугубляю?
— Майку надо знать, что к чему, и мне тоже. Сюрпризы осложняют работу, а она и так не сахар, уж поверь мне. В твоих интересах, Дэвид, чтобы твой адвокат решал твои проблемы, а не твои головоломки.
Дэвид оттянул ворот водолазки.
— Так вот о чем речь… вы с Метцем сомневаетесь во мне? — Я молчал. — Сукин ты сын, ты думаешь, я убийца?
— Я думаю, что ты неискренен со мной, и не могу понять почему.
— Я не видел эту девушку несколько месяцев. — Дэвид говорил тихим хриплым голосом. — Я не имею никакого отношения к ее смерти.
Я кивнул.
— Что известно Стефани?
Дэвид снова покраснел.
— Она знает… Наверное, она знает, что я встречался с другими женщинами. Я… — Голос Дэвида дрогнул, он судорожно провел рукой по волосам, глубоко вздохнул. — Довольно, — сказал он наконец. — Закрыли тему.
Я хотел что-то сказать, но тут из ванной вышла Клэр.
— Я помешала?
— Ни капельки, — быстро сказал Дэвид. — Мне надо поесть.
Я сделал тост. Дэвид сел на софу и начал молча жевать. Выглядел он больным и старым. Через два часа пришла его машина. Он натянул еще мокрые туфли, подхватил черный пакет и вышел, не сказав ни слова.
— В чем, черт побери, его проблема? — спросила Клэр, но я не ответил. Она открыла окно и впустила в комнату ледяной воздух.
Клэр дочитала биографию Уорхола и взялась за другую — на сей раз Дианы Арбус. [10] Растянулась на софе. Я, стараясь не давать ходу мыслям о брате, открыл ноутбук.
По номеру Джейми Койла, который дал мне Джей-Ти, механический голос сообщил, что телефон не работает. Ни в одном из онлайновых справочников не нашлось соответствующего адреса для выставления счета. Индекс почтового ящика относился к Пикскиллу, штат Нью-Йорк, и толку мне на данный момент от этого тоже было немного. Джей-Ти упомянул, что Койл сидел в Коксаки, поэтому я ввел его имя в незаменимую поисковую систему заключенных управления исправительных служб штата Нью-Йорк, и тут мне повезло.
Согласно базе данных УИС, Джейми Койл родился 11 августа 1979 года (единственный Джейми Койл в системе), был осужден за нападение второй степени (тяжкое преступление класса Д) и приговорен к не менее чем двум и не более чем пяти годам тюрьмы. Он провел в Коксаки три года, два года назад освободился условно-досрочно и следующие десять месяцев вел себя настолько хорошо, что был освобожден полностью, без всяких ограничений, в ноябре прошлого года.
Поиск в «Гугле» почти ничего не дал: заметка в уэстчестерской газете об аресте Джейми, через несколько недель еще одна, о суде над ним. В статье об аресте обыгрывалась ситуация «местный герой сбился с пути истинного» и прилагались фотографии тех времен, когда Койл, звезда школьной футбольной команды, завоевал «Золотые перчатки». Потом он попал в плохую компанию (после травмы колена в последней игре последнего школьного сезона). Плохая компания означала местного гангстера-ростовщика, у которого Койл стал сборщиком, а до ареста, по-видимому, дошло в результате решительных действий по реструктуризации долга хозяина пикскилского видеомагазина. Пролом черепа, рваные раны лица, сломанные ребра и челюсть, отслоение сетчатки… странно, что с таким набором Койла судили только за нападение второй степени. Наверное, хороший адвокат попался. Я записал подробности и фамилию журналиста.
Клэр тяжело вздохнула и отложила книгу. Потянулась, подошла к окну и поглядела на Шестнадцатую улицу.
— Я хочу погулять, пока не убрали снег. Пойдешь со мной?
Я удивился: обычно Клэр старалась не появляться со мной на людях. Может быть, буря унесла ее осторожность. Я кивнул.
— Только еще раз позвоню одному типу. Я несколько дней пытаюсь его выловить.
Клэр надела свитер, а я снова набрал номер Джина Вернера. И был ошеломлен, когда тот ответил сам.
Я сказал Джину Вернеру, что ошибся номером, надел ботинки, куртку и темные очки и принес извинения Клэр, которая стоически приняла их. Через пятнадцать минут я уже входил в метро. Боги подземки были добры, и еще через тридцать минут я поднимался по заваленной снегом лестнице на станции «Сто десятая улица».
В квартале Вернера творилось черт знает что: до расчистки ни у кого не дошли руки, люди просто протоптали узкую тропинку. Джейми Койла нигде не было видно; впрочем, где гарантии, что он не затаился в сугробе? Я постучал ногой в дверь дома Вернера, смахнул снег со штанин и нажал кнопку звонка. Через домофон дикторский голос казался металлическим.