— Преподаю историю искусств в Университете Монтклера.
— Серьезно? Я тоже. Удивительно, что мы до сих пор не столкнулись друг с другом в кампусе.
После кофе они просидели в ресторане еще больше часа, болтая обо всем на свете, кроме Кэшмана с Новаком, и спохватились, что пора идти, лишь когда Кайли с Трэвисом стали откровенно зевать.
— Мне очень понравилось, — сказал Тим. — Спасибо.
— То есть я поступила правильно, не намекнув на мои биологические часы?
— Тебе и не нужно было. Я слышал, как они тикают.
Новак чувствовал, как рушится его схема. Все было впустую — точь-в-точь как и в тот раз, когда Тим Уоллес убил жену. Новак понимал, что бежит на месте — эдакий хомячок в колесе, сконструированном убийцей, который забавляется и откровенно издевается над ним.
Кэшман был неуловим, но этого результата Новак ожидал. Для него Кэшман никогда и не существовал. Это был миф, придуманный Уоллесом как часть игры; игры, где Тим с неизменным постоянством лишал Новака возможности сделать ход. Хотя тот факт, что Тим вообще ведет с ним эту игру, стал для Новака настоящим сюрпризом и означал недооценку противника со стороны детектива. С самого начала Новак причислил Уоллеса к заурядным женоубийцам; последние же события поднимали Тима на новую, куда более высокую ступень в злодейской иерархии.
— Ты в порядке?
Синди смотрела на него. Она готовила цыпленка под пармезаном — его любимое блюдо.
Новак промолчал, ибо находился в трансе, уйдя в собственные мысли. Поэтому-то она и задала свой вопрос:
— Джон, ответьте Земле. Прием.
— Что? Прости… Что ты сказала?
— С тобой все в порядке? Ты весь напряжен и явно чем-то расстроен.
— С чего ты взяла?
— Ну, для начала ты скрежещешь зубами, а твои руки сжаты в кулаки.
Он посмотрел на свои кулаки.
— Это все из-за работы.
— Неужели?! — воскликнула Синди с притворным удивлением. — А я-то думала, ты расстроен из-за того, что из города уехал балет.
— Уоллес убил еще одну женщину. Он издевается надо мной.
Первым желанием Синди было подойти и обнять его. Но она этого не сделала: Синди прекрасно знала, что Новак ненавидит, когда до него дотрагиваются, если он чем-то расстроен. В этом они различались — как еще в сотне тысяч разных вещей.
— И кого он убил? — спросила она.
— Мы пока не можем установить личность жертвы. Но именно Уоллес привел нас к трупу.
Новак рассказал ей о Кэшмане и о его якобы разговоре с Тимом в новогоднюю ночь.
— Разве этого не могло быть на самом деле? — спросила Синди. Но он лишь молча уставился на нее, и она поспешно добавила: — На этот раз ты непременно его прижмешь.
Он подумал над ее словами.
— Слушай, может, пойдем где-нибудь поужинаем?
Она улыбнулась:
— Джон, я готовлю ужин на кухне, где ты сейчас сидишь, уже полчаса.
— Знаю, — солгал он. — Пахнет вкусно.
Рикардо Васкес не имел ни малейшего понятия о том, сколь значительной фигурой он стал. Сия неосведомленность была вполне объяснима, ибо тело Рикардо превратилось в сливочный соус, размазанный по всему Южному Джерси. Однако факт оставался фактом: в смерти своей он оказался гораздо важнее, чем в жизни.
За выяснение всего, что касалось личности Рикардо Васкеса, отвечал Карл Уайт, спецагент ФБР, прикомандированный к Министерству национальной безопасности США. До перехода в Бюро он несколько лет работал агентом под прикрытием на Полицейское управление Майами и в силу данного обстоятельства как никто другой подходил для такого задания. Он знал район, откуда приехал Васкес, и мог добыть любую нужную информацию. Толковый, сообразительный, почти не знающий страха, Уайт сделал неплохую карьеру в полиции. Профессиональный рост афроамериканцев был одним из целевых показателей Полицейского управления Майами, однако сам Карл считал, что его место в ФБР — там, где он может «сделать погоду» и получить «признание нации».
Злополучный взрыв вверг МНБ в состояние, близкое к панике, причем отнюдь не напрасно. Товар, перевозимый Васкесом, был не какой-то заурядной браконьерской взрывчаткой — такую штуку военные США использовали в Афганистане. Никто не знал, куда он направлялся со своим смертоносным грузом, но точно не в Афганистан, куда по шоссе Нью-Джерси не доедешь.
Карлу посулили любую помощь, за ним закрепили четырех агентов. За четыре дня, последовавших за взрывом, они перетряхнули жизнь Васкеса от рождения до самой смерти. Но все впустую.
Рикардо был мелким подонком с кучей связей с разного рода шпаной, но не с террористами. На роль стратега в заговоре он не годился никоим образом — парню элементарно не хватило б мозгов. Точь-в-точь как ни один террорист, если он не вконец тупой, не рискнул бы доверить Рикардо перевозку ценного и важного груза.
И все-таки взрывчатка у него была, и он ее куда-то вез. Такие вещи не сбрасывают со счетов. Однако Карл, как ни старался, не мог найти им сколь-нибудь разумного объяснения.
А это, как он слишком хорошо знал, было первым шагом к беде.
Каждый человек расслабляется по-своему, для Тима лучшим способом была игра в сквош. Сквош требовал энергии и концентрации, давая выход его соревновательной натуре, что означало пусть и краткое, но отвлечение от нежелательных мыслей.
Дэнни и Тим играли по субботам. Друзья были почти на равных, и их матчи неизменно проходили в упорной борьбе. Они встречались в Теннисном клубе в Энглвуде и имели постоянную бронь в восемь утра на четвертом корте.
Это был их первый матч со дня появления Кэшмана в жизни Тима, и он сознательно вкладывал в игру все силы. После одного особенно бескомпромиссного розыгрыша Дэнни опустил ракетку и расхохотался:
— Мы что, заключили пари и ты забыл мне об этом сказать?
— Ты о чем? — не понял Тим.
— Сегодня ты как с цепи сорвался. Остынь, а то схлопочешь инфаркт. Ты ведь уже старик.
— Я всего на неделю старше тебя, — ответил Тим, что было истинной правдой. — Хотя длиннее недели у меня еще не было.
Как правило, друзья играли три игры на победителя. На сей раз первые две игры Тим выиграл в рекордно короткий срок.
— Еще? — спросил он.
— Тебе мало моего унижения?
— Это я только начал.
Дэнни нацелился ракеткой в друга:
— Ты совершил ужасную ошибку, приятель. Ты меня разозлил.
Следующую игру Дэнни провел значительно интенсивнее, проиграв с чуть меньшим разрывом в счете.
— Ну как, еще? — спросил Тим.
— No más, [2] — ответил тот, обливаясь потом и едва переводя дух.