Никому ни слова | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— И кто она?

Андерс открыл папку:

— Ее звали Кэрол Блэр. Шейла — ее второе имя. Она жила в Карсоне, штат Вайоминг, но часто уезжала и месяцами не появлялась дома. Поэтому никто ее и не хватился.

— А почему ее ДНК оказалась в базе?

Как правило, данные ДНК попадали в базу, лишь если человек имел проблемы с законом.

— Она имела судимость: вооруженное ограбление банка, на пару со своим мужем. Хотя «вооруженное» — это еще мягко сказано. У него была бомба, которую он грозился взорвать, если ему не выложат деньги. Их взяли три дня спустя, местные копы.

— То есть Шейла мотала срок?

— Нет. — Андерс пролистал папку. — Отделалась условным. Она и Роджер Блэр признали себя виновными. Суд был восемь месяцев назад: ее отпустили, а он получил три года.

— Всего-то? За ограбление и угрозу взорвать банк?

— Похоже, так. Не то что во времена суда Линча, а?

— Значит, муж ее все еще сидит?

— Ему перерезали горло. Через пару месяцев после посадки.

Новак улыбнулся:

— Седлай лошадей, напарник. Наш путь — на запад.

— Думаешь, Донован раскошелится на два билета на самолет? — Капитан Марк Донован славился своей прижимистостью. — Шейла из Вайоминга, а убили ее в Киннелоне. Мы влезаем в чужой огород.

— Когда я покончу с этим делом, он выложит нам билеты хоть на родео.

Пока Новак вышел переговорить с боссом, Андерс позвонил Киту Риверсу, правой руке сенатора Коллинзуорта, чтобы рассказать о Вайоминге и вновь открывшихся обстоятельствах.

Щупальца Коллинзуорта и Риверса тянулись повсюду, и им не составило большого труда добраться до Андерса, которому были предложены солидные компенсации в обмен на сведения о ходе расследования. Сперва Андерс колебался, но, будучи человеком рациональным, заключил, что большая часть информации никому не причинит вреда плюс он сам будет решать, делиться ею или нет, в каждом конкретном случае.

Информация о Вайоминге, по его мнению, была безвредной, и Андерс без колебаний связался с Риверсом. Отчет был закончен раньше, чем вернулся Новак с новостью о том, что Донован согласовал их командировку.


«Хаммонд, Симмонс и Кархер» размещались в собственном четырехэтажном здании из стекла и хрома в Риджвуде, у автострады номер 17. Тиму довелось видеть менее стерильные операционные в некоторых больницах. Но общее впечатление сводилось к уверенности, процветанию и богатству, чего явно и добивались владельцы фирмы.

Секретарша в приемной смотрелась так, словно шла в комплекте со зданием: безупречная внешность и образец деловитости. Пока Тим ждал, она, жонглируя телефонами, приняла четыре звонка, и тем не менее в течение трех минут Тим был препровожден в кабинет Ника Александера.

С трудом верилось, что офис Ника был частью того же здания. Здесь царил настоящий хаос: разбросанные повсюду бумаги, спортивные регалии, развешанные по стенам под самыми причудливыми углами, на столах — баночки из-под крем-соды и использованные палочки от мороженого. В отражениях зеркал и хрома комната выглядела лабиринтом, сварганенным из всевозможного хлама.

Ник был в пуловере, небрежно заправленном в джинсы, и кроссовках.

— Входите, не стесняйтесь, — пригласил он, когда они пожали друг другу руки. — Можете скинуть весь этот мусор со стула.

— О’кей. — Тим все еще колебался. — Спасибо, что согласились встретиться со мной так срочно.

— Без проблем. Любой друг Иден… Хотите чего-нибудь выпить? Диетическая пепси? — Он сунул руку в карман и вытащил нечто сероватого цвета. — Мятный леденец?

— Нет, спасибо.

— Душно здесь, да? Представляете, врубают отопление, а окна не открываются.

Тим кивнул:

— Во многих зданиях…

— Да-да, я знаю, и это меня бесит. В моем старом офисе окна круглый год были нараспашку. По запаху еды из китайского ресторана я всегда мог сказать, что сейчас десять утра. Помните тот эпизод из «Медового месячника», где Нортон определяет время по тому, когда запах китайского омлета проникнет в его окно?

— Боюсь, что нет.

— Серьезно? — искренне удивился Ник. — Это же классика.

— Надо посмотреть при случае. Итак, я здесь потому…

Однако Ник закончил предложение за него:

— …что полиция и конкретно детектив Новак считают, что вы убили двух человек.

Он отвинтил крышку у бутылки воды и протянул Тиму.

— Откуда вам это известно? — спросил Тим. — Иден вам рассказала?

— Нет. Я навел кое-какие справки. Поверьте, это не такой уж большой секрет.

— При всем моем уважении к вам, я вас пока не нанимал.

— При ничуть не меньшем уважении к вам, — улыбнулся Ник, — я пока и не соглашался брать вас к себе в клиенты. Не сомневайтесь, я никому не говорил, что интересуюсь этим делом с профессиональной точки зрения. По правде сказать, на данный момент все как раз наоборот.

Тим кивнул:

— Простите.

— Не стоит. Расскажите лучше свою историю, и как можно подробнее.

Этим Тим и занимался следующие полчаса, а наводящие вопросы Ника выявляли новые детали и свежую перспективу. Уже скоро Тим сделал вывод, что Ник гораздо умнее, чем ему показалось вначале. Раньше, когда Тим пересказывал свою историю другим людям, в нем преобладали такие эмоции, как разочарование и тревога, сейчас же он чувствовал растущий гнев по поводу того, что с ним происходит. К моменту, когда Тим закончил, он уже твердо знал, что без помощи ему не обойтись.

— А теперь расскажите мне о своей жене, — попросил Ник.

— Зачем? Она не имеет к этому никакого отношения.

Ник покачал головой:

— Еще как имеет. Именно ее смерть — причина, по которой Новак не дает вам покоя. А Новак — это тот человек, от которого мне предстоит вас защищать, следовательно, я должен знать все, что, как ему кажется, знает он.

— Конечно. Просто меня раздражает, когда о смерти Мэгги начинают говорить как об уголовном деле.

Тим пересказал события того ужасного дня — все, что смог вспомнить, — и о своих отношениях с Новаком.

— Лишь после проверки на детекторе лжи меня оставили в покое. «Говорящие головы» в телевизоре тоже перестали болтать.

Ник засмеялся:

— Я, кстати, был одной из тех «говорящих голов», каким-то образом попал в список адвокатов, кому они все время звонят.

— А я так и не видел ни одного репортажа. Что вы тогда говорили?

— Не помню. Я ведь абсолютно ничего не знал о том деле. Но это мне никогда не мешало; я просто бормочу что-нибудь о презумпции невиновности и неувязках в обвинительном заключении. Вы все мне рассказали?