Для нашего брата житье-бытье в Марракеше – сплошной риск. Хочешь вырваться из цепких лап нужды – держи ушки на макушке и умей вовремя делать ноги.
Многие считают, будто те, кто «работает на доверии», – самые настоящие хлюсты-хищники, и бабки у них – легкая добыча. Спешу развеять это весьма распространенное заблуждение. Чаще всего такие, как я, едва сводят концы с концами, и потому нас следует считать не хищниками, а, скорее, плутоватыми страдальцами. Уж вы мне поверьте! А если учесть, что в Марракеше, в городе, где все арабское население – от мала до велика – прирожденные торгаши, придерживающиеся древнего как мир правила «не обманешь – не продашь», станет понятно, что европейцу, к тому же «неверному», здесь не светит.
Впарить заезжему туристу свой товар – для марокканца дело принципа. Вы только представьте: глаза горят, за руки хватают, в свою лавку силком затаскивают… А я тут как тут! Ошарашенные туристы сразу успокаиваются, мой внешний вид – приветливая улыбка, элегантного кроя светлый парусиновый костюм – вселяет в них уверенность в том, что на меня во всем можно положиться. Ну и, конечно, я сразу даю им понять, что я непревзойденный знаток «марокканских сладостей» и могу им предложить любое лакомство, начиная от дешевого кифа – спрессованного гашиша – до высокосортного гашиша двойной очистки.
Здесь уместно заметить, что те из туристов, кому удается просечь голодный блеск у меня в глазах, как правило, отказываются от моих услуг. Но тут уж ничего не поделаешь!
В общем я влачил довольно жалкое существование, которое скрашивалось лишь тем, что я постоянно носил с собой ярко размалеванную жестянку с прессованным гашишем, именуемым в народе «пластилином», размером с кусок мыла.
В конце дня, вдоволь натаскавшись по шумным базарам и площадям, вволю пообщавшись с туристами и берберами, короче, изрядно попотев, я, преисполненный дурных предчувствий, сваливал в свой скорбный приют – каморку под крышей скотобойни, где глазел сквозь щели на яркие звезды, потягивал косячок – а то и два! – собственноручно замастыренные мной экологически чистым гашишем двойной очистки. Словив кайф, я грезил, будто веду вполне достойную и сытую жизнь. Подо мной, в чреве скотобойни, пировали в лужах запекшейся крови членистоногие насекомые, а я, засыпая, таращился на звезды, пытаясь среди созвездий разглядеть надежду.
По утрам из-за гряды Атласских гор выкатывалось солнце. Когда оно переваливало через потрескавшийся розовый парапет моей крыши, его горячие лучи всегда обжигали мне лицо – как будто меня тыкали в лоб бильярдным кием. Я вываливался из гамака, где спал, предпочитая не плавать в собственном поту, разглаживал ладонями мятые брюки и накидывал на плечи пиджак.
По утрам меня обычно плющит и колбасит. Душа болит, сердце ноет… Почему-то мне кажется, что подобные ощущения испытывают многие отцы семейств.
Три раза в неделю сочувствующий мне одноглазый и беззубый цирюльник сбривает мою щетину и поит меня сладким, с мятой, чаем. В Марокко чай с мятой и колотым сахаром – национальный напиток. Отличная вещь, замечу я, справедливости ради! Глядя в зеркало на свое отражение, я вижу живописную развалину и обдумываю, каким образом можно предотвратить превращение развалины в руины. После бритья страдающий аутизмом мальчуган, судя по всему, сын бедолаги-цирюльника, осторожно вычищает грязь из-под моих ногтей и купает мои пожелтевшие от никотина пальцы в горячей душистой воде. Грязь из пор на лице впитывают влажные, горячие полотенца… Приведенный таким образом в надлежащий вид, я направляюсь на площадь Фуко, чтобы встретить первый автобус с выводком туристов.
Все туристы – хоть пешеходы с рюкзаками, добирающиеся сюда автостопом, хоть завзятые путешественники – задолго до того, как попадают в удушливую атмосферу Марракеша, знают о нем все. В шестидесятых, а может, в семидесятых, здесь был Кит Ричардс, бард и гитарист английской рок-группы «Роллинг стоунз». Говорят, приехал и обкурился марихуаной, а возможно, и другой какой дурью. Дурачок… Ему тогда и тридцати не было… Впрочем, кажется, его откачали…
Приезжал сюда и Эрик Клэптон, и даже Джими Хендрикс, лучший гитарист рок-н-ролла. Джими, как известно, присоединился к «молчаливому большинству» в двадцать восемь лёт. Лабал бы себе и лабал, так нет – наркотой увлекся. Хватил через край, и привет!..
Марокканский совет по туризму свое дело знает туго! В королевстве есть на что посмотреть, а в Марракеше – в особенности. Тут вам и музыканты, и танец живота, и заклинатели змей, а восточный базар, сук – по-ихнему, вообще отпад. В лавках гончаров, кожевников и чеканщиков прямо на ваших глазах изготовят настоящий шедевр. Любой путеводитель вызовет у вас трепет, а я продам вам десять граммов того, за чем вы на самом деле сюда пожаловали, и готов поспорить на все уплаченные вами деньги, что именно меня вы запомните крепче всего остального.
Проведя пару дней в гамаке, я пришел к выводу, что о посттравматическом синдроме – о стрессе то есть – можно забыть. Пора было снова отправляться на заработки – мне ведь надо было платить за жилье. Для фотографирования тот день выдался неподходящим: все вокруг заволокло марево – туманная, пыльная дымка. Вершины Атласского хребта под серым небом напоминали клубившиеся гигантские облака.
На востоке, за горами, терпеливо ждал своего часа жгучий ветер, который в Марокко называют шерги. Этот злобный и норовистый поток воздуха, движущийся в горизонтальном направлении, прихватывал с собой верхний – а стало быть, грязный – слой песка пустыни, а потом выплевывал его на город, отчего пот сразу превращался в грязь, а слюна – в слизь.
Правоверные мусульмане спасаются от этой песчаной бури в хаммаме – турецкой бане. В ту пару дней, когда свирепствует шерги, Марракеш как будто накрывается колпаком из закопченного стекла.
Я сидел на автовокзале, в своем любимом кафе, чей суровый владелец хорошо меня знал, пил сладкий чай с мятой и слушал перепалку арабов в джелабах [3] , бабушах [4] и фесках – моих конкурентов.
Скоро прикатят автобусы с туристами, и мы нападем на них, как шакалы на отбившихся от стаи раненых зверей. Те, кому удастся вонзить свои гнилые клыки в зазевавшихся путешественников, уйдут насытившись, остальным придется дожидаться следующего рейса. Шакалов всегда бывает больше, чем автобусов, и некоторые неизбежно уходят домой голодными. Впрочем, ко мне это не относится. Я считаю, что охота на туристов – занятие хоть и низменное, но ничем не уступающее любому другому ремеслу, а чтобы преуспеть в этом виде бизнеса, нужно иметь хоть какое-то преимущество. Я обладаю врожденными преимуществами: я белокожий, англичанин, у меня обаятельная улыбка. Вдобавок я довольно неплохо разбираюсь в психологии туристов.
Сначала я увидел, как двести пар глаз зыркнули влево, потом услышал рев. К автовокзалу подъезжал автобус. Украшенный выцветшим флагом Королевства Марокко, он горделиво выставлял напоказ надписи на обоих бортах: «Марракеш экспресс».