– Вы меня слышали? – спросил он.
– Вы меня испугали.
– Прошу простить, – извинился он. – Думал, вы ломитесь в чужую дверь. Вы мне сначала показались ребенком.
– Со мной такое часто случается, – вздохнула она.
Он скользнул взглядом по ее фигуре – с головы до ног.
– Вижу, что допустил чудовищную ошибку. Вы совершенно определенно женщина…
Бернадетт прервала его комплимент:
– Вы кто?
Скрестив руки на груди и подняв глаза, он кивнул на потолок:
– Я живу в этом пентхаусе.
От своего риелтора она слышала про этот пентхаус, когда расспрашивала, кто живет над ней. Спец по недвижимости тогда, помнится, уверял, что помещение пусто и, по-видимому, простоит пустым много месяцев, поскольку площадь чересчур большая и стоит слишком дорого, чтобы ее удалось скоро продать. Еще он говорил, что прежний жилец – какой-то богатый адвокат – порушил весь верхний этаж исторического здания и превратил его в свой личный дворец. Богатей, рассказал риелтор, даже претендовал на плоскую крышу здания: собирался использовать ее как собственную террасу, лишив остальных обитателей кондо места для игр и возможности устраивать пикнички с жареным мясом. Выслушав все это, Бернадетт тут же прониклась неприязнью к этому богатею и была рада, что он больше над ней не живет. Плюс ей понравилось, что никто не будет топать у нее над головой.
Риелтор либо обманывал, говоря, что выше этажом пусто, либо ошибался в сроках, когда туда может въехать другой жилец. Какой-никакой, а обитатель пентхауса стоял перед ней, и было неясно, что на сей счет думать… или говорить. Выдавив из себя всего лишь: «Привет», – Бернадетт повернулась к соседу спиной и завозилась с замком.
– Что-то не получается?
– Ничего никогда легко не дается, – ответила она, глядя в дверь.
– У меня в пентхаусе найдется смазочное масло.
«Чтоб тебе перестать талдычить про „мой пентхаус“, а?» – подумала Бернадетт и вслух сказала:
– Спасибо, не надо. – Она непрестанно крутила ключом взад-вперед, дергая, толкая и тряся при этом дверную ручку. – Я уже почти справилась.
– Серьезно? Позвольте мне. Я привык к норовистым железкам в этом доме.
Она оставила в покое ключ с ручкой и отступила от двери.
– Попробуйте.
Он протянул ей поводок и белый пластиковый пакетик.
– Подержите Оскара минуточку, хорошо?
Бернадетт заколебалась. То, как гладиатор смотрел на нее, вызывало ощущение неловкости. Казалось, это своего рода проверка: может, он хотел убедиться, что она любит животных. Поводок она взяла, но в упор посмотрела на пакетик.
– У меня с какашками плохо получается.
– Он пустой.
– Отлично! – Взяв у него пакетик, она сунула его в карман кожанки.
Его взгляд метнулся от поводка в ее руках к пакету у нее в кармане.
– Собачьи принадлежности вас не смущают?
– Отлично, отлично. Только делайте поскорей. Пожалуйста.
Гладиатор улыбнулся ей и повторил:
– Отлично. – Подойдя к двери, он взялся за дело. – Надо тянуть на себя, одновременно поворачивая ключ. – Повернув ключ вправо, он рванул ручку на себя. Ничего. – Упрямая стерва.
Гладиатор, стало быть, снисходит до ругани. Хорошо. Бернадетт не доверяла людям, которые чурались крепкого словца. И еще ей нравилась его футболка поклонника рок-группы «Аэросмит» – такие выпустили в 1997 году в честь их гастролей «Девять жизней». Сама она поклонницей этой группы не была, но ей нравилось, что сосед входит в их число. Гладиатор никак не мог быть богатеем-адвокатом – слишком уж он нормальный. Впрочем, с дверным механизмом ему справиться не удалось.
– Лучше я позову специалиста, – сказала она ему в спину.
– В субботу ночью слесарь с вас сдерет три шкуры. У меня есть кое-какие знакомые. Они мастера взламывать и проникать.
– Да ну? – Песик-сосиска потянул поводок, который был устроен вроде лески на катушке. Бернадетт надавила кнопку и подтащила таксу обратно. – Может, их позовете?
– Вряд ли. Уж не такие они и мастера, полагаю. В тюрьме сидят.
Она немного отпустила поводок, и Оскар принялся обнюхивать холл.
– Я подумала про уборщика.
Сосед, не переставая работать ключом и дверной ручкой, засмеялся:
– Дайте знать, если нападете на его след. У меня в пентхаусе тоже есть мелкие неполадки.
– Не хочу вас дольше обременять, – сказала Бернадетт. – Может, мне лучше…
– Готово. – Мужчина приоткрыл дверь, вытащил ключ и повернулся. – Меня зовут Август Маррик.
Она сделала паузу, прежде чем назвать себя. Здание называлось «Дом Маррика». И все-таки этот малый, должно быть, тот самый богатый адвокат, который изначально порушил верхний этаж. Бернадетт огорчилась.
– Я Бернадетт Сент-Клэр.
– Агент ФБР.
Бернадетт не понравилось, что ему уже известно, чем она зарабатывает на жизнь: неприкосновенность личной жизни имела для нее свою цену.
– А вы и домашнюю работу проделали.
Он ухмыльнулся.
– Уж больно вы маленькая для агента. Что предписано?
– Пробираться тайком под радаром.
– Вашу работу, должно быть, ценят.
– Ага. На работе меня просто обожают. – Она протянула руку, и он положил ей на ладонь ключ. Она вручила ему поводок и вытащила из кармана пакетик для экскрементов.
– Придется мне зазвать вас на рюмку-другую, – сказал он. – Обменяемся рассказами про боевые дела. Я адвокат. Защита по уголовным делам. Всякая тупая гнусь с наркотиками по большей части. С вами, федералами, провел несколько схваток.
«С вами, федералами». Ей противно было слышать такое от него – выходило, будто она какой-то головорез со значком-удостоверением. Бернадетт сунула руки в карманы кожанки.
– Мне пора идти. Надо еще вещи распаковать.
– Помощь нужна?
– Нет, – быстро ответила она и, вынув руки из карманов, попятилась поближе к двери. – Сама управлюсь. Вы уже достаточно сделали, да и время позднее. Того и гляди ночь пролетит – и не заметишь. А я хотела встать пораньше, успеть на фермерский рынок. [18]
– Искренне рад нашему знакомству. Порой здесь чувствуешь себя одиноко.
– Не совсем обычное соседство, правда?
Оскар дернул за поводок так, что у хозяина подскочила рука.
– Ну, как-нибудь попозже сбежимся. Нам надо завершить внутренний этап нашего ночного путешествия.