– И это возвращает нас к моему предложению, – перебил Пуччи. – Почему бы просто не убить его?
– Речь идет не об итальянской секретной службе, дон Пуччи, а об израильской. Моя работа состоит в том, чтобы заботиться о безопасности Учреждения. По моему глубокому убеждению, было бы серьезной ошибкой вступать в конфликт с теми, о ком я упомянул. У них есть свои киллеры, те, что совершали убийства на улицах Рима и уходили, не оставив следа. – Касагранде посмотрел на Пуччи. – Эти киллеры могут проникнуть и через стены старого аббатства, дон Пуччи.
Кардинал почувствовал, что пришла пора выступить в роли посредника.
– Что же вы тогда предлагаете, Карло?
– Мы должны действовать очень осторожно, ваше преосвященство. Если Ландау действительно израильский агент, то мы с помощью наших друзей из европейских спецслужб можем серьезно осложнить ему жизнь. И одновременно следует позаботиться о том, чтобы он ничего не нашел. – Касагранде помолчал, потом добавил: – Боюсь, мы в свое время не довели до конца одно дело. Изучив материалы, обнаруженные в квартире профессора Штерна, я пришел к выводу, что у него был сообщник, человек, доставлявший нам проблемы и в прошлом.
Кардинал раздраженно поморщился, но его черты тут же обрели прежнее выражение спокойной сосредоточенности, как обретает неподвижность гладь утреннего пруда, возмущенная случайно брошенным камнем.
– А как же другие аспекты вашего расследования, Карло? Вам удалось установить имена тех, кто допустил утечку информации, из-за чего документы, собственно, и попали в руки профессора Штерна?
Касагранде покачал головой. Сколько часов просидел он над материалами, присланными из Мюнхена! Блокноты, записные книжки, компьютерные файлы – он просмотрел все, отыскивая малейшие зацепки, которые помогли бы раскрыть личности предателей, передавших информацию Штерну. Пока не удалось найти ничего. Профессор самым тщательным образом уничтожил все следы. Можно подумать, что бумаги ему вручил призрак.
– Боюсь, это остается тайной, ваше преосвященство. Если сей акт предательства был совершен кем-то из Ватикана, то допускаю, что мы никогда не узнаем правды. В курии умеют плести такого рода интриги.
Эта реплика заставила кардинала улыбнуться. Некоторое время они шли молча. Бриндизи задумчиво смотрел под ноги.
– Два дня назад я встречался за ленчем со святым отцом, – первым заговорил он. – Как мы и думали, его святейшество твердо намерен следовать своей программе примирения с евреями. Я попытался отговорить его, но из этого ничего не вышло. На следующей неделе он собирается посетить Большую синагогу.
Роберто Пуччи плюнул на землю. Карло Касагранде тяжело вздохнул. Новость, сообщенная кардиналом, не застала его врасплох. У них был свой источник, секретарь, работавший в штате святого отца, член братства, сообщавший обо всем происходящем в appartamento. [11] В последние недели он предупреждал о грядущей сенсации крупного масштаба.
– Папа-смотритель, – презрительно бросил Пуччи. – Надо указать ему его место.
Касагранде затаил дыхание в ожидании, что финансист предложит свое излюбленное решение и этой проблемы, но, похоже, такой вариант не пришел в голову даже ему.
– Святого отца уже не устраивает просто очередное заявление с выражением сожаления по поводу наших прошлых размолвок с евреями. Он собирается открыть секретный архив.
– Не может быть… – недоверчиво произнес Касагранде.
– Боюсь, что может. Вопрос заключается в том, что найдут в этих архивах историки, если он все же их откроет.
– Все упоминания о встрече в монастыре оттуда изъяты. Что касается свидетелей, то о них позаботились, а их личные досье уничтожены. Если святой отец создаст новую комиссию по изучению архивов, она не обнаружит там ничего взрывоопасного. Разумеется, если евреям не удастся реконструировать работу профессора Штерна. Если же это произойдет…
– …то и церковь, и Учреждение окажутся в весьма неприятном и опасном положении, – закончил за Касагранде кардинал. – Ради блага церкви и всех, кто в нее верит, нужно, чтобы соглашение осталось тайной.
– Да, ваше преосвященство.
Роберто Пуччи закурил сигарету.
– Возможно, наш друг в appartamento сумеет указать святому отцу на ошибочность его решения.
– Я уже пытался сделать это, дон Пуччи. По словам нашего друга, папа твердо намерен идти дальше, невзирая на советы секретарей или курии.
– С финансовой точки зрения инициатива святого отца может иметь катастрофические последствия, – сказал Пуччи, переключаясь с убийства на деньги. – Многие выражают желание вести дела с Ватиканом именно по причине его доброго имени. Если святой отец выполощет это имя в грязи истории…
Бриндизи согласно кивнул:
– В частных беседах святой отец часто высказывает желание вернуться к бедной церкви.
– Если он не будет осторожен, то это желание сбудется, – заметил Пуччи.
Кардинал взглянул на Касагранде.
– Collaborator, [12] – пробормотал он. – Вы полагаете, что он представляет серьезную угрозу?
– Да, ваше преосвященство.
– Что вам нужно от меня, Карло? Помимо, разумеется, моего одобрения.
– Только это, ваше преосвященство.
– А от дона Пуччи?
Касагранде посмотрел в непроницаемые черные глаза.
– Мне нужны его деньги.
К северной оконечности озера Гарда Габриель подъехал уже после полудня следующего дня. По мере того, как он, следуя вдоль берега, спускался на юг, климат и растительность постепенно менялись, альпийская зона уступала место средиземноморской, а в открытое окно врывался прохладный влажный ветерок. Солнечные лучи ложились на серебристо-зеленоватые листья оливковых деревьев. Озерная гладь раскинувшегося внизу озера по-прежнему напоминала отполированную гранитную глыбу.
Городок Бренцоне только начинал приходить в себя после сонной сиесты, зевая открывающимися окнами растянувшихся вдоль берега баров и кафе; торговцы раскладывали незатейливый товар на узких мощеных улочках, поднимающихся вверх по отлогим склонам Монте-Бальдо. Габриель ехал до тех пор, пока не увидел «Гранд-отель» – шафранового цвета виллу на краю города.
Во дворе его встретил коридорный, энтузиазм которого позволял предположить, что бедняга давно лишен радости человеческого общения. Фойе выглядело так, словно перенеслось из какого-то другого времени. Габриель даже подумал, что, пожалуй, не удивился бы, увидев примостившегося в темном углу на краешке пыльного старомодного кресла Франца Кафку с блокнотом на коленях. В примыкающей к фойе столовой пара скучающих официантов неспешно расставляли на столах обеденные приборы. Судя по всему, большинству столов предстояло остаться незанятыми.