– Куда мы идем?
– Не болтай.
Пара фар осветила улицу. Тим схватил Баурика за рубашку и прижал к стене соседнего дома. Машина проехала. Зеленый «сатурн». Семейный.
Тим держался поближе к фасаду дома на случай, если придется прятаться. Баурик старался не отставать. Они дошли до машины Тима и залезли внутрь.
– Какая это машина? – спросил Тим, когда они отъехали.
– «Акура».
– Неправильно. Вначале скажешь: «Какая еще машина?» А если на тебя надавят, то зеленый «сатурн» 98-го года выпуска. Такой, как только что проехал мимо. Сможешь запомнить?
– Я ничего о вас не скажу. Клянусь Богом.
– А ты скользкий тип, Баурик. Отвечай на мой вопрос.
– Да, запомню.
Они проехали несколько кварталов, не говоря ни слова. Баурик накручивал на палец свои волосы.
– Они ее изнасиловали, – вдруг сказал он.
Машина подскочила на выбоине.
– Четверо. В автобусе. Остальные подбадривали.
Тим смотрел на дорогу, в глазах мелькали бесконечные вспышки дорожных отражателей.
– Она рвалась дать показания в суде, но я не хотел этого. Моему государственному защитнику, этому слизняку все было по барабану, и вообще, я и так выпутался. Это не меняет того, что я сделал, но я… я просто хотел сказать это вам.
Тим включил радио. Затем выключил.
– Я не знал.
Они молча проехали еще четыре квартала, и вдруг Баурик рассмеялся. Тим впервые видел, чтобы тот смеялся.
– Господи, я люблю эту девчонку, – Баурик покачал головой. – Ее второе имя Брунхильда.
Тим припарковался на стоянке у продуктового магазина, вышел из машины и постучал в окно:
– Пошли.
– Зачем?
– Потому что я не хочу оставлять тебя в машине.
Баурик отстегнул ремень безопасности. Тим шел по магазину впереди Баурика: «Визин», «Комет», «Судафед», три упакованных куска кекса, шесть банок «Маунтин Дью», «Викс Формула 44М» и банка витамина С в таблетках.
Баурик плелся за ним, недовольно ворча:
– Приспичило делать покупки?
Выйдя из магазина, Тим порылся в багажнике, нашел аптечку, вытащил одноразовый шприц, взял иголку в стерильной упаковке и вернулся на водительское сиденье. Убрал из шприца поршень, выдавил туда немного «Визина», потом впрыснул «Комета». Положил на приборную доску таблетку витамина С, раскрошил ее прикладом пистолета и стряхнул в шприц образовавшийся в результате этого действия порошок. Жидкость зашипела, издавая легкий трескучий звук.
Он повернулся к Баурику, который смотрел на него с возрастающей тревогой.
– Дай руку.
– Ты что, ненормальный, мать твою?
– Дай мне руку.
– Ни за что, парень. Ты чокнутый?
– Не знаю, поверишь ли ты мне, малыш, но сейчас ты не единственная моя забота. Так что давай руку или убирайся из машины, потому что у меня есть дела поважнее.
Баурик какое-то время смотрел на него; над его верхней губой выступили капли пота.
– Это меня убьет?
– Да. Я спланировал заранее события последних трех дней, потому что это самый легкий способ убить тебя.
Баурик протянул руку, сжав кулак. Тим ввел иглу в светло-голубую вену у основания бицепса – осторожно, захватив только эпидермис. Нажал на шприц, и кожа вздулась и потемнела.
– Ай, – сказал Баурик.
Когда Тим вытащил иглу, в месте прокола появились крохотные черные пузырьки. Он сказал:
– Через несколько часов это место покроется корками.
Потом завел мотор и тронулся с места.
– Что это, черт возьми?
Тим бросил ему кекс с маком и банку «Маунтин Дью».
– Съешь это.
– Что, черт возьми…
– Заткнись. Ешь. Быстро.
Баурик начал запихивать кекс в рот, заглатывая большие куски и запивая их «Маунтин Дью».
– Теперь этот кусок. Давай. Ешь.
К лицу Баурика прилипли крошки.
– Пей это. Пей. – Тим тыкал еще одну банку газировки в бок Баурику, пока тот не взял ее и не сделал несколько глотков. Потом Тим открыл коробку «Судафеда» и вытащил сорок тридцатимиллиграммовых таблеток:
– И это. Пей. – Он ткнул в Баурика бутылкой сиропа от кашля. – Запей этим.
Баурик скорчил гримасу:
– Зачем вся эта дрянь?
Его колено начинало трястись от невротического тика, вызванного кофеином и псевдоэфедрином. Через какое-то время он начал тыкать пальцем в синяк, глядя, как тот расплывается и темнеет.
Они ехали в центр. Слева, высоко на холмах, Тим заметил затемненный силуэт монумента, едва различимого сквозь строительные леса.
Тим свернул на стоянку двухэтажного больничного комплекса. Резкий свет просачивался сквозь закрытые жалюзи. Колено Баурика теперь колотилось без остановки. Он пытался разглядеть потрескавшийся деревянный щит с надписью: «Окружной центр реабилитации Лос-Анджелеса».
– Какого черта? Что происходит, какого хрена?
Тим схватил его за руку и потащил к зданию. Баурик брел следом, запинаясь и тяжело дыша. Тим зашел в дверь, волоча его за собой. Медсестра вскочила на ноги; черный стул откатился и ударился о мусорное ведро. Кроме нее в холле никого не было.
– Я поймал моего чертова брата вот с этим. – Тим дернул Баурика за руку, демонстрируя сестре ужасный синяк. – Он говорил, что слез с иглы полгода назад. – Тим грозно сверкнул глазами на Баурика. Тот смотрел на него с искренним раскаянием.
– Он должен был слезть!
– Сэр, пожалуйста, успокойтесь.
Тим глубоко вдохнул, задержал дыхание и только потом выдохнул. Отпустив руку Баурика, он оперся на стойку и сказал, понизив голос:
– Простите. У меня был тяжелый год. Послушайте, это принесло моей семье и самому Полу кучу неприятностей. В вашей клинике можно рассчитывать на анонимность?
– У нас полная конфиденциальность. Сто процентов.
– Я не хочу, чтобы фамилия моей семьи фигурировала в каких-нибудь документах.
– Это не обязательно. Но прежде всего…
– У вас здесь есть стационар? Он нес какой-то бред, говорил о самоубийстве, я и его мать не спускали с него глаз.
– Это зависит от того, нужно ли ему стационарное лечение… – Она посмотрела на бледного, потного, задыхающегося Баурика, – что кажется очень вероятным. У нас сорокавосьмичасовое содержание, – продолжала она, глядя на часы, – значит, до полуночи понедельника. Тогда он должен будет пройти повторное освидетельствование, и мы обсудим условия лечения.