— У вас будет достаточно времени, чтобы рассказать кому положено о том, что произошло с Сарой…
— Я не знаю, что с ней произошло, понимаете? Я просто обнаружил тело.
— Ладно тебе, Грант, — Торн решил, что пора прекращать любезности.
— Когда я ее обнаружил, она уже была мертва. Клянусь!
— Мы тут не для того, чтобы обсуждать убийство Сары, — заметила Портер.
Фристоун медленно кивнул и несколько раз резко, прерывисто вздохнул, как будто к чему-то готовясь. Рядом с ним, кислый и угрюмый, сидел Донован. Тоска и чувство обиды загасили в нем даже малейшую искорку любопытства к тому, что может быть сказано. Он перестал управлять ситуацией. Сейчас, когда его клиент решил проигнорировать его советы, когда он стал здесь лишним, ему ничего не оставалось, как любоваться собственными дорогими часами столько времени, сколько потребуется для допроса. Потом он положит в карман гонорар и отправится домой, чтобы оторваться на своих детях.
— Я назад в тюрьму не пойду, — сказал Фристоун.
Торн скрестил руки на груди:
— Ты спрашиваешь у меня или предупреждаешь?
— Не имеет значения, за что меня посадят. Не важно, что за убийство. Меня с таким же успехом могли обвинить в подлоге или в том, что я не плачу чертовы налоги, но там, за решеткой, всегда будут помнить о тех детях. Мне вечно придется жить с оглядкой.
— Ждешь сочувствия?
— Ничего я не жду.
— Возможно, это и к лучшему.
— Вы такой же, как и все остальные…
— Звучит обнадеживающе!
— Для начала было бы неплохо, если бы вы нам объяснили, для чего нас сюда позвали, — сказала Портер. — Если вы хотите, чтобы люди изменили свое мнение о вас, увидели вас с другой… приличной стороны, — придется завоевывать их доверие.
Она откинулась назад, давая ему возможность поразмыслить над ее словами. И стала рыться в сумочке. Просто так.
Торн наблюдал, как четыре маленьких колесика крутятся в двухкассетном магнитофоне. Крошечные остроконечные зубчики…
— Я хочу встретиться с Тони Малленом, — заявил Фристоун.
Торн и Портер промолчали. Обменялись взглядами и постарались держать себя так, как будто он всего лишь попросил сигарету или шоколадный батончик «Кит-Кат» к чаю.
Фристоун переводил взгляд с одной на другого, потом опять заговорил, на случай, если он недостаточно ясно выразился:
— С отцом Люка Маллена.
Торн в ответ кивнул, давая понять, что им прекрасно известно, кто такой Тони Маллен.
— А я хочу выиграть в лотерею, — признался он. — Но жду, не слишком-то рассчитывая на успех.
— В этом-то и дело! — заметил Фристоун.
— В чем в этом? — Портер, казалось, напряглась, но голос ее оставался рассудительным, в то время как Торн чуть не в открытую веселился.
— В том, что у вас это единственное требование? Это конец разговора?
Фристоун тут же покачал головой и замахал руками.
— Единственное требование, если хотите воспринимать это именно так. Я хочу, чтобы он пришел сюда, хочу поговорить с ним с глазу на глаз. Только он и я. Никаких диктофонов, никаких свидетелей, — он посмотрел на видеокамеру в углу комнаты. — И никакого видео. Ничего. Итак…
Портер открыла было рот, но Торн ее опередил.
— Видите ли, в чем дело, — сказал он с издевкой, — единственная сделка в этих стенах может совершиться только в кабинете наверху, где в конце дежурства играют в «очко», — поэтому черт его знает, откуда у вас возникла такая идея. Это во-первых. А во-вторых и в самых главных, если у тебя есть что сообщить о Люке Маллене, ты расскажешь это нам. Сейчас. На пленку. На камеру. В прямом эфире на всю страну, если нам так вздумается.
Он замолк и улыбнулся:
— Итак…
Даже Донован выпрямился на стуле и внимательно слушал.
— Мистер Маллен больше не служит в полиции, — добавила Портер. — И уж точно не расследует это дело.
— Однако он отец ребенка, ведь так? Разумеется, это важнее.
— Этого не будет, — ответил Торн.
— Почему?
— Мы не должны давать объяснения.
— Ладно, тогда и я не должен ничего вам говорить.
— Для парня, который очень не хочет снова попасть за решетку, такое поведение только во вред.
— Что бы я ни сказал — ничего не поможет.
— Возможно, ты прав, — сказал Торн, начиная проигрывать поединок. — Но подумай вот над чем. Если ты располагаешь информацией о Люке Маллене и не поделишься ей, я лично позабочусь о том, чтобы, когда ты вернешься в тюрьму, каждый псих знал, что вот он ты!
Фристоун пожал плечами, взглянул на Донована, потом опять на Торна, раздумывая над его словами. Прошла почти минута, прежде чем он вновь заговорил.
— Мне необходимо встретиться с Малленом.
Торн встал, снял со спинки стула свою куртку. Он обратился к сначала к Портер, потом сказал для записи.
— Я собираюсь закончить свой обед. Допрос временно прекращен в…
— Просто позвольте мне с ним поговорить.
— Расскажите нам о Люке, — попросила Портер.
— Сперва позвольте поговорить с его отцом.
— Нет.
— Я же не прошу, блин, вертолет. Я всего лишь хочу пять минут…
— Назови хоть одну причину, — начал Торн, — зачем нам даже думать о том, чтобы организовать эту встречу.
— Потому что дело обернется совсем плохо, если вы не сделаете то, что я прошу. Если не станете серьезно относиться к моим просьбам.
Голос Фристоуна изменился, все за столом были поражены диапазоном и силой, звучащей в нем. Раньше они слышали голос, который мог обмануть, заманить детей в гараж. Теперь они познакомились с голосом, который — Господи помилуй! — эти дети никогда не слышали.
— Потому что я единственный, кто знает, где Люк Маллен. И если вы не выполните мою просьбу, если не устроите нашу встречу, я буду сидеть здесь, как сраный мистер Бин, и молчать, как сурок. Клянусь Богом, наберу в рот воды, а все шишки повалятся на вас. Логично? Я буду молчать столько, сколько потребуется, и вы никогда его не найдете. — Он отодвинулся от стола, поднял руку, чтобы почесать лопатку. — Если вы не сделаете то, о чем я прошу, Люк Маллен умрет.
Детектив Крис Уилмот в последний раз тщательно изучил отснятый материал о допросе подозреваемого, потом вернулся к работе. Движения «мышкой» по коврику были немногочисленны и точны; курсор двигался по экрану, когда он щелкал «мышкой», вырезал и вставлял, используя специально разработанную программу, затем выбирал предметы, которые наиболее близко соответствовали предъявлению для опознания.