Не теряя времени даром, незнакомец поднимается на седьмой этаж по лестнице черного хода. Никто не замечает, как он успевает проникнуть в здание.
Теперь, наконец-то оказавшись внутри, он с бесконечной осторожностью осматривается. Обстановка Достаточно богатая, но без излишней вычурности и роскоши. Старинная мебель в темных тонах, во всех комнатах — множество распятий. О набожности хозяина квартиры свидетельствует и деревянный алтарь, небольшой, но вполне достаточный для проведения богослужения в присутствии десяти или пятнадцати человек, а также несколько экземпляров Нового Завета — в различных изданиях, форматах и обложках.
Во время обыска, занявшего целый час, незнакомец трижды звонит по телефону, чтобы отслеживать местоположение старика. Тот все еще прогуливается по Центральному парку к вящему неудовольствию водителя, которому осточертело за ним следить. Закончив обыск в доме, человек окончательно понимает: того, что ему нужно, здесь не найти. Он осматривает всё, даже самые маленькие и темные закоулки. Осторожно выглядывает из окна. На Шестой авеню — непрекращающееся движение. Человек видит внизу припаркованный автомобиль, пытается взять себя в руки. Он должен держаться хладнокровно, когда отсюда выйдет…
Задумчиво вздыхает. «Ничего»…
Национальным дворец Мафры — одна из важнейших реликвий богатейшего наследия португальской и европейской архитектуры. Огромное строение, расположенное в селении, от которого и получило свое название, было построено по приказу короля Жуана Пятого, давшего обет построить дворец, если королева, Мария Анна Австрийская, наградит его потомством. Рождение наследника заставило правителя исполнить обещание, и он не поскупился на расходы, возводя шедевр архитектурного искусства в стиле барокко. Роскошные королевские покои занимали весь верхний этаж, в том же здании находился и монастырь, рассчитанный более чем на триста францисканских монахов, базилика и одна из лучших библиотек Европы, облицованная мрамором и древесиной редких пород. На книжных полках в стиле рококо хранится свыше четырех тысяч книг в кожаных переплетах, облицованных золотом. Помимо множества других литературных шедевров, библиотека содержит и первое издание «Лузиад» Луиса де Камоэнса. Монастырь уже давно не дает приют францисканским монахам, поскольку религиозные ордена были распущены в 1834 году.
Дворец не только прекрасен и ценен сам по себе, но и хранит немало сокровищ. Двубашенная и однокупольная базилика имеет шесть органов с уникальным, нигде больше не исполняемым репертуаром, а также две звонницы с девятью и двумя колоколами, которые считаются лучшими в мире.
— Что мы здесь делаем?
— Ждем встречи с твоим отцом.
— Именно здесь? — скептически спрашивает девушка, — а он приедет?
— Уже приехал.
Они входят в гигантские ворота обители, видят великолепное убранство строений. По поведению Рафаэля заметно, что он знает, куда направляется.
Атмосфера безмятежной старины, окутывающая монастырь, действует успокаивающе. Сама обстановка монастыря — настоящий бальзам для страждущих душ. Позади группа учащихся. Гид рассказывает об истории обители:
— Лауреат Нобелевской литературной премии Сарамаго в своей книге «Воспоминания о монастыре», которую я советую вам прочесть, рассказал о несчастьях и перипетиях, сопровождавших строительство….
Сара и Рафаэль тайком пробираются в узкую дверь, открытую лишь для немногих. Сердце девушки начинает неистово биться. Она почти добралась!
— А ты знаешь, говорят, что высота монастыря равна глубине его подземелий? — взволнованно спрашивает она.
— Ну да, — машинально откликается Рафаэль, давая понять, что мысли его заняты другим.
Они входят в здание бывшей больницы с пристроенной часовней, где пациенты могли видеть образ Господа и слышать Его слово. Рафаэль ловко открывает крошечную деревянную дверцу в углу.
Спускаются по узким витым ступенькам при свете фонарика, который достал из кармана Рафаэль.
— А еще говорят, что никто веками не спускался в подземелья, поскольку там обитают полчища крыс. — Голос Сары дрожит, выдавая беспокойство и волнение. — Там бесценные сокровища, но до них не добраться…
Дошли до старинной двери с подернутыми патиной петлями и деревянной, в плесени, створкой. Вокруг царит непроглядная тьма. Сара представляет, как пробуждаются от векового сна взбешенные их вторжением нетопыри. Рафаэль распахивает дверь, та пронзительно скрипит.
— Береги голову, — предупреждает девушку Рафаэль, сгибая шею и протискиваясь в узкий проем.
Сара идет следом, и ей кажется, что они вот-вот попадут в Португалию XVIII века.
— Что это? Где мы?
— Вот, держи, — отвечает Рафаэль, протягивая ей крошечный фонарик.
Сара подходит поближе, чтобы как следует осмотреть это место, и не замечает, что делает Рафаэль. Она видит только землю. Почва, одна лишь почва — так, что невозможно сказать, что это, продолжение коридора или уже катакомбы…
— Ты не могла бы направить свет в эту сторону? — просит Рафаэль. — Он где-то здесь…
— Что именно ты ищешь?
В каменную (а может быть, земляную — Саре не очень хорошо видно) стену вмурован шест, обернутый материей. Факел!
Несколько секунд спустя при помощи зажигалки Рафаэлю удается зажечь пламя. От факела исходит оранжевое свечение, разгоняющее мрак. Они стоят перед гигантским, будто бесконечным туннелем, уходящим в темноту.
— Где мы?
— Добро пожаловать в катакомбы монастыря в Мафре, — отвечает Рафаэль, наблюдая за выражением лица Сары. — Ну что, идем?
Девушка молчит. Она потрясена настолько, что, кажется, не в силах произнести ни слова.
— И что, отец пойдет туда на встречу с нами?
— Нет. Он там живет.
Полет проходит на высоте тринадцати тысяч метров. Кабина самолета похожа на оживленный лондонский офис; из стороны в сторону снуют сотрудники. Одни отдают распоряжения, другие всматриваются в экраны мониторов, говорят по телефону и выполняют бесконечную последовательность действий, ничем не отличающихся от тех, что обычно проводят на земле. Единственное отличие заключается в том, что им не выйти на улицу, чтобы попить кофе, и приходится довольствоваться непродолжительным отдыхом на борту воздушного судна. Они уже успели привыкнуть к тому, что при каждом взлете и посадке приходится устраиваться в кресле и пристегивать ремни.
На небесах — как на земле. Кабинет Джеффри Барнса и здесь отделен от остального рабочего пространства; у начальника разведки — довольно удобное кожаное кресло.
Томпсон оказался отменным оперативником. Он наливает себе кофе и усаживается в кожаное кресло; правда, не такое удобное, как у начальника.
— Шэрон Стоун… Вот сволочи… — задумчиво произносит Барнс. — Значит, он говорил правду…