— Как вы тогда поступите? — не унимался Карелла.
— У меня его нет, поэтому стоит ли рассуждать…
— Видите ли, — мягко вмешался Элиссон, — дело в том, что предложение, которое мы делали Лизе, распространяется и на вас.
У нее пересохло во рту.
— Понятно, — бросила она небрежно. — И насколько же щедра сумма, которую вы готовы заплатить, если я вдруг каким-то образом обнаружу МЭГ и документы, в чем я, правда, очень сомневаюсь? О какой сумме идет речь?
Карелла назвал восьмизначное число, от которого у нее подкосились ноги.
— Извините, — выдавила Эбби и на ватных ногах пошла на кухню. Снова возникло странное ощущение, что все происходит не с ней. Цифры прямо-таки астрономические — стоит ли удивляться, что погибло столько людей! Она слышала, как Карелла настойчиво повторял ее имя, потом вмешался голос Элиссона. Ей стало очень холодно, словно она стояла голой на холодном снежном ветру.
— Эбби.
Это был Элиссон, Она почувствовала, что он коснулся ее руки, и передернулась.
— Не прикасайтесь ко мне!
Ей вдруг захотелось зарыдать, завыть. Судьба Лизы никому не интересна — всех волнует лишь ее изобретение. Они за него кого угодно готовы убить.
— Посмотрите на меня, Эбби, — голос Элиссона звучал мягко и ненавязчиво.
Она с трудом и ненадолго подняла на него глаза.
— Подумайте, как много добрых дел можно сделать при помощи таких денег. Заняться благотворительностью, спасать китов, купить виллу во Франции, наконец, повозить по миру вашу матушку. Могу поспорить, она не откажется от части этих денег. Вы можете сами спроектировать для нее дом, а потом построить его на берегу моря, где за ней двадцать четыре часа в сутки будут ухаживать профессионалы, а это развяжет вам руки, и вы…
— Вон отсюда, — сказала она тихо, с угрозой в голосе.
— Зачем торопиться с выводами? Я просто рассказываю вам, как вы могли бы…
— Моук! — позвала она. Пес тут же встал возле ног и внимательно на нее посмотрел. Она показала на Элиссона, и Моук зарычал, обнажая клыки.
Элиссон побелел от ужаса и молитвенно сложил руки.
— Вы же не станете натравливать его на меня, — заныл он. — Пожалуйста!
Эбби кивнула в сторону Кареллы, который продолжал памятником стоять перед телевизором. Моук повернулся к нему и снова зарычал. Тот со злостью смотрел на собаку, раздувая ноздри. Он был похож на быка, которому мешает напасть только жесткое кольцо в носу.
Моук угрожающе наклонил голову и сделал шаг в сторону Элиссона, нацелившись на его колени.
— Ладно-ладно, — сказал тот, тяжело дыша. — Спокойно — мы уходим, честное слово. — Он потихоньку подобрался к двери и открыл ее. За ним последовал Карелла.
Эбби смотрела, как они поспешно закрывают за собой дверь. Когда они ушли, Моук подошел к ней и потерся носом о ногу.
— Молодец! Ах молодец! — Ее голос дрожал. Дрожь била по всему телу. — Увидишь их еще раз — можешь кусать.
Поднявшийся холодный ветер кружил колючие комья снега и швырял Лизе в лицо. Она вернулась с Роскоу в сторожку и закрыла дверь. Открыла пакет молока и поставила на печь подогревать.
Засунув руки под мышки, она стояла у окна, из которого был виден только лес, снег и гранитные вершины гор вдалеке. Солнце скрылось за плотными тучами, начало подмораживать. Она не могла припомнить, когда последний раз в апреле стоял такой дикий холод. Лед теперь обычно вскрывается на восемь дней раньше, чем восемьдесят лет назад, и хотя большинство жителей Аляски совсем не против того, что зима стала хоть на неделю короче, Лиза негодовала, потому что это происходило из-за глобального потепления.
Она поглядывала на молоко и сожалела, что в сторожке нет ни телефона, ни радио. А еще было бы неплохо иметь здесь телевизор, библиотеку, сауну и массажистку. Больше всего ее сейчас раздражало отсутствие человеческого общения. Она могла неделями ни с кем не разговаривать, но когда считала, что насладилась одиночеством, то была вне себя, если не удавалось посидеть с друзьями за бутылочкой хорошего вина.
Сейчас она медленно сходила с ума. Она беспокоилась за Эбби. Она уже знала, что сестра вернулась в Лейкс-Эдж, но как она себя чувствует после пережитого кошмара? Разве с жертвами похитителей не должны часами работать психологи? Ведь они могут переживать посттравматический синдром.
Она налила горячее молоко в кружку с шоколадным порошком и начала взбалтывать смесь. На глаза навернулись слезы, и она тут же прогнала мысли о сестре, переключившись на Томаса. Сумел ли он организовать доставку документов, как они договаривались? Оставалось только молить Бога, чтобы у него это вышло, потому что если завтра кто-нибудь попытается получить патент на МЭГ, без них она не сумеет оспорить такое заявление. В надежном ли они месте? А вдруг с них сняли копии и уничтожили?
Господи! Она кругом виновата. Если бы не ее язык, МЭГ по-прежнему был бы в надежном месте и Эбби ничто бы не угрожало. Томас просил ее еще какое-то время не распространяться о МЭГ, но она не смогла удержаться, чтобы гордо не сказать Сантони, как далеко они без него продвинулись в своих исследованиях. Сантони, который пытался заинтересовать НАСА одним из своих жалких изобретений, очевидно, рассказал им о МЭГ, потому что вскоре позвонил Перри и предупредил, что ею интересуются.
Перри работал в НАСА над проектом нового реактивного двигателя. Года два назад они познакомились на конференции в Солт-Лейк-Сити. Перри — высокий блондин с небрежно спадающими на плечи длинными волосами. У него довольно своеобразное чувство юмора, которое очень соответствует ее острому язычку. Они прекрасно провели время, хохотали до упаду, потешались над чересчур серьезными коллегами и друг над другом. Это ни к чему не обязывающее общение могло перерасти и в нечто большее, если бы он не жил так далеко — в Хантсвилле, в южном штате Алабама. Ни она, ни он никуда переезжать не желали. Расставание обоих устроило, но они остались добрыми друзьями.
Она допила шоколад, продолжая смотреть на холодный, покрытый снегом лес за окном.
Если бы она не похвасталась тогда перед Сантони, Эбби сейчас была бы в безопасности.
Роскоу подошел к ней, ткнулся носом и начал крутиться вокруг. Она опустилась на колени, обняла его, зарывшись лицом в тепло его длинной шерсти, как будто в поисках защитника.
Черт побери! Она сама виновата во всем.
Когда Эбби пришла в „Северный олень“, бар был заполнен до отказа, все столики заняты. Люди танцевали под громкую музыку, гремевшую из двух колонок на стене. Казалось, все хотели ее обнять, угостить, настроение у нее поднялось, она их тоже радостно обнимала и чувствовала себя так, будто вернулась в семью, в родной дом.
Первый же бокал пива ударил в голову, ей сразу показалось, что внутри что-то отпустило, словно кто-то разрезал готовую лопнуть натянутую проволоку. Она проглотила бифштекс, целую миску чипсов, выпила еще два бокала пива и пошла танцевать с Маком, чувствуя удивительную легкость и беззаботность, одновременно веря и не веря, что она здесь, а не в сторожке посреди тундры, где пытается не сойти с ума от страха. К ней подскочила Конни.