Вдобавок к финансовой сомнительности затеи переезд к Марианн Энгел вызывал множество вопросов моральных. Поскольку в основе приглашения была ее уверенность, что «последнее сердце» предназначено для меня, приняв его, я бы, очевидно, попросту воспользовался ею, запутавшейся женщиной, руководствующейся ложными предпосылками. Будучи из нас двоих единственным вменяемым, я не только лучше знал, что делать, а был обязан действовать, основываясь на том, что знаю лучше. В любом случае, к чему влезать в зависимость от душевно нездоровой и едва знакомой мне дамы?
Пускай обстоятельства поменялись и я уже был не так крепок физически, однако с ранней юности жил самостоятельно. И даже еще раньше: мои опекуны Грейсы способны были печься лишь о собственных запасах наркоты. Я с шести лет во всех смыслах заботился о себе сам.
Итак, я ошибался, принимая приглашение Марианн Энгел, а Нэн оказалась права. В итоге я переиграю поспешное решение и отправлюсь в «Феникс-холл».
В тот вечер ко мне заглянул Грегор, занес подарок для Саюри и поздравил с переездом к Марианн Энгел. Когда я сообщил ему, что передумал, он резко сменил курс и заявил, что я принял единственное логичное решение.
— По-моему, вы сделали замечательные успехи под присмотром доктора Эдвардс. Я очень высоко ценю ее!
Я достаточно изучил Грегора и всегда чувствовал, когда он не договаривает. Вот как сейчас.
— Но?..
Грегор заозирался по сторонам, проверяя, не подслушивают ли нас.
— Но даже мартышки падают с деревьев.
Я понятия не имел, что это значит, и Грегор объяснил: «Даже эксперты могут ошибаться».
— Конечно, доктор Эдвардс — ваш лечащий врач, и хороший врач, но вместе с тем, по-моему, не стоит недооценивать роль Марианн в вашем выздоровлении. Она приходит каждый день, помогает вам тренироваться и, очевидно, искренне за вас переживает. Бог ее знает почему. Впрочем, я вам сейчас Америку не открыл.
«Твоя чокнутая подружка втюрилась». «Заткнись, тварь».
Я поправил Грегора:
— Она бредит.
— Отрицайте на здоровье, — отозвался он. — Но все ведь очевидно.
Ах, как мило!
Я даже не собирался спорить; просто не хотелось.
— А вы бы что сделали?
— Я бы тоже волновался из-за переезда к Марианн, — ответил Грегор. — Но ведь и вы не подарок. Если вы сумеете притереться друг к другу, по-моему, оно того стоит.
— Даже если я ей нравлюсь (чего я вовсе не утверждаю), я ведь и сам не очень разобрался со своими чувствами. — Я помолчал. — Не знаю.
— Если вы откажетесь от приглашения, то будете самым идиотским идиотом из всех, кого я знаю, — заявил Грегор. — Вдобавок и лгун из вас не бог весть какой.
Если долго лежать прикованным к больничной койке, начинаешь мысленно каталогизировать все случаи общения с другими людьми. Я потрепал Грегора по руке (впервые прикоснулся) и проговорил:
— Спасибо, что принесли подарок для Саюри. Как трогательно…
Потом нажал кнопку вызова сестры и попросил еще морфия.
…два лузера вместе.
На утро Рождества в палате появилась Марианн Энгел с мешком подарков и серебряным чемоданчиком, который немедленно засунула мне под кровать. Мы несколько часов подряд проговорили, как водится, обо всем и ни о чем, при этом она кормила меня мандаринами и марципаном. По обыкновению, она то и дело бегала покурить, но я заметил, что от нее не каждый раз пахнет свежим табаком. Когда я спросил, чем она еще занимается и куда ходит, она покачана головой. Впрочем, с загадочной улыбкой.
Чуть после полудня появились Саюри и Грегор, а за ними Конни, как раз возвращавшаяся с обхода. Доктор Эдвардс в Рождество никогда не работала, а Мэдди и Бэт отпросились, чтобы провести день с родными. Больше мы никого не ждали, и тогда Марианн Энгел вытащила из угла свой мешок и все принялись дарить друг другу подарки.
Медсестры все вместе накупили мне книжек на темы, которые недавно привлекли мое внимание, — к примеру внутреннее жизнеустройство монастырей в средневековой Германии и писания Хайнриха Сузо и Мейстера Экхарта.
— Для вас нелегко выбирать подарки, это уж точно! Мне пришлось обойти целых три книжных магазина, — заметила Конни.
Но, испугавшись, что слова ее могли прозвучать как жалоба, торопливо добавила:
— Конечно, мне не сложно!
Грегор вручил мне писчий набор, поскольку я признался ему, что в последние недели кое-что писал, а Саюри принесла лавандовое мороженое, которым я с удовольствием угостил всех. Марианн Энгел мороженое, кажется, оценила больше остальных, особенно тот факт, что язык от него делался лиловым.
Для медсестер я приготовил компакт-диски с их любимыми исполнителями. Пускай не самый личный подарок, но я не много знал о том, как они живут вне стен больницы. Для Саюри был готов сюрприз, который от моего имени выбрал Грегор: два билета на кинофестиваль Акиро Куросавы.
— Я это придумал, потому что доктор Гнатюк рассказал мне о фестивале. Он ведь так любит Куросаву!
Марианн Энгел с укором изогнула бровь… н-да, вкрадчивые намеки — не мое.
Затем пришел черед подарка для Грегора, купленного Саюри: ваучер на ужин для двоих в русском ресторане с чрезвычайно неоригинальным названием «Распутин». Я поинтересовался у Саюри, пробовала ли она когда-нибудь настоящую русскую кухню, и она ответила отрицательно. Теперь уже я, изогнув бровь, посмотрел на Грегора. Тут все стали меня благодарить, а я проворчал: «Без подарков и Рождество — не Рождество». Никто меня, похоже, не понял, из коего факта можно сделать вывод, как мало людей читали Луизу Мей Олкотт.
Дальше подарки дарила Марианн Энгел. Медсестрам достались сертификаты в спа-салон, и Конни сложила их вместе с дисками. Саюри получила изящный буддийский храм из стекла, а Грегор — пару кованых подсвечников, и то и другое ручной работы, причем Марианн Энгел похвасталась, что подарки сделали ее друзья.
Что же до самой Марианн Энгел и меня, мы уже договорились поздравить друг друга позже, наедине. И быть может, только я заметил, что Саюри с Грегором явно собирались сделать то же самое.
Через какое-то время Грегор произнес:
— Ну что, мы готовы?
И все обернулись к Марианн Энгел, а та кивнула. Точно, Рождество — время чудес, и даже медицинский персонал ждет указаний от шизофренички! Саюри усадила меня в кресло-каталку, и Грегор покатил его по коридору. Когда же я поинтересовался, куда это мы направляемся, никто ничего толком не ответил. Вскоре стало понятно, что движемся мы в сторону кафетерия. Должно быть, там рождественская вечеринка, какой-нибудь заказанный Санта или импровизированное исполнение гимнов. Как ни странно, я ничего об этом не слышал. Я столько месяцев провел в этой больнице, что не многое ускользало от моего внимания.
Двери кафетерия распахнулись, и в нос ударили запахи самых разных и невероятных блюд. У дальней стены, вдоль богато накрытых столов, суетился целый отряд официантов. Тридцать или сорок человек кружили по комнате, украшенной гирляндами из гофрированной бумаги. Нам стали махать руками. Мне показалось, люди оживились от моего появления, но, когда официанты закивали Марианн Энгел, стало понятно, что в центре внимания — она, а не я. Пациенты потянулись к нам: кашляющий старик, кудрявая девушка с перевязанной рукой, красивый, но прихрамывающий юноша. Замыкала процессию безволосая девочка с охапкой воздушных шариков в сопровождении целой толпы родственников.