– Клуб «Лола»? – спросил я, и в моем голосе прозвучала пораженческая нотка.
– Он самый.
– Это не то место, где какой-то парень повстречал стриптизершу, ради которой убил жену?
– Оно самое.
– И наверное, Шанталь Эдер одна из танцовщиц?
– А вот это мы сейчас узнаем.
– Зачем? – спросил я. – Из всего, что я себе представлял, этот вариант наихудший. Только законченный неудачник мог напиться, оказаться в стриптиз-баре, влюбиться в стриптизершу и поклясться в неувядаемой любви с помощью татуировки.
– Сегодня мы это выясним, так ведь?
– Выбрось из головы. Мне уже ясно, чем обернется эта история.
– Не хочешь узнать наверняка?
– Я уже достаточно узнал, чтобы понять: вся эта история – страшная ошибка.
– Если ты сейчас сдашься, приятель, то каждый раз, взглядывая в зеркало, будешь нехорошо думать, – сказал Скинк. – Не об этой птичке, а о себе. Вылезай. Давай разберемся, что к чему.
– Ты просто хочешь развлечься сегодня вечером.
– В какой-то степени – да. К тому же бабки твои, что делает развлечение приятней.
Я услышал музыку еще до того, как мы подошли ко входу. Обычно я держусь подальше от заведений, где вышибала одет во все черное и вдобавок завязывает волосы в конский хвост. Благодаря этому я никогда не попадаю в те места, где меня наверняка не полюбят. Клуб «Лола» оказался исключением.
– Ты меня когда-нибудь видел? – спросил я у вышибалы, платя за себя и за Фила.
Даже не взглянув, он ответил:
– У меня плохая память на лица.
– Но я заходил всего несколько дней назад.
Он поднял голову, понюхал воздух, как доберман.
– Если я не выбрасывал тебя на улицу, то не знаю, был ли ты здесь. Это мой принцип. Помогает не появляться в зале суда, если ты понимаешь, о чем я говорю.
– Да, понимаю, – сказал я. – Но я здесь был?
– Я уже сказал. И то же самое скажу твоей жене.
– Ладно, – сказал я, принимая сдачу, – это радует.
И мы вошли в увеселительное заведение.
Клуб «Лола» представлял собой просторный, освещенный прожекторами зал с темными стенами, со множеством столиков, окруженных плюшевыми креслами и длинным баром в глубине. В центре стояла большая сцена, на которой вниз головой висела женщина в трусиках «танга», с крошечными накладками на сосках, в туфлях на высоких каблуках. Ее ноги были обвиты вокруг блестящего шеста, руки скрещены на груди. Под оглушительную музыка танцовщица лизала себя длинным узким языком. Прекрасное семейное развлечение.
Заведение было наполовину пустым, клиенты сидели со странным, пресыщенным выражением на лицах, в то время как между столиками шныряли волчицы в бикини и на высоких каблуках, прошедшие пластическую операцию и украшенные браслетами и татуировками. И почему высокие каблуки с бикини так привораживают мужчин? Ведь достаточно одного взгляда на верхнюю часть купальника, чтобы понять: прелести дутые.
Скинк сдвинул шляпу на затылок, вынул сигару из кармана пиджака, развел руки, глубоко вдохнул смрадный воздух.
– Это мое место.
– Еще бы, – откликнулся я.
– Я хотел сказать: классное место. В нем есть что-то свое.
– В нем точно кто-то есть.
– Ладно, хватит хныкать. Давай угощу тебя выпивкой.
– Потом включишь в счет, который пришлешь мне?
– Виктор, приятель, за кого ты меня принимаешь?
– Это значит, что ответ положительный.
– Сейчас я посмотрю, чем мы можем развлечься. А ты садись, изображай улыбку и наслаждайся.
Я сел, изобразил улыбку, но наслаждения не получил. И в этом был виноват не только знак неудачника, вытатуированный на моей груди.
Я знаю, хорошо знаю, что все женщины думают, будто мужчины втайне обожают стриптиз-клубы. Они не правы. Мне лично стриптиз-клубы глубоко противны, и я догадываюсь почему. Каждый раз, когда захожу в заведение, подобное «Лоле», я маниакально думаю о роли, которая отводится здесь мужчине.
Кто я, чванливый самец, уверенный, что красивая женщина должна изгиляться ради его удовольствия? Или робкий, неприспособленный к жизни неудачник, который вынужден платить за созерцание обнаженной женской плоти? Или муж, жалеющий о том, что связался с женщиной не того типа, который нравится? Или, что хуже всего, романтический дурак, возомнивший, что действительно понравился вон той – да, той – танцовщице с красивыми глазами и полной задницей? «Нет, правда понравился. Правда».
Если я занимался самокопанием, то Скинк точно знал, кто он и что здесь делает. Он сидел, откинувшись на спинку кресла, со стаканом пива в одной руке, сигарой в другой, и наблюдал за извивающейся танцовщицей.
– Вот это здорово, – сказал он, сияя щербатой улыбкой. – Вот так. Да. Потрясающе.
– Хотите что-нибудь еще? – спросила танцовщица, представившаяся как Скарлетт.
– Наклонись ко мне, лапочка, тебя ждет маленький сюрприз.
Скарлетт наклонилась, картинно выгнув спину, затряслась столь энергично, что накладки на сосках засверкали, как зеркальные шары.
– Шанталь сегодня работает? – спросил Скинк, подсовывая купюру под ниточку трусиков.
– Она вернулась, – сказала Скарлетт, не прекращая трястись, словно наступила на электропровод.
– Можешь прислать ее к нам?
– Я для вас недостаточно хороша?
– Слишком хороша, – сказал Скинк. – Еще немного, и я сгорю синим пламенем. – Он подсунул ей другую купюру. – Будь паинькой и пришли Шанталь.
Скарлетт вынула из трусиков купюры и направилась к занавесу рядом с баром. Скинк повернулся ко мне, продолжая улыбаться:
– Именно поэтому я стал частным детективом.
– Поздравляю тебя с тем, что ты нашел свое призвание.
– Кого-нибудь узнаешь?
Я посмотрел на женщин, шествующих между столиками, беседующих с посетителями и танцующих на сцене. Некоторые были симпатичны, и все доступны, как телевизионные каналы.
– Никого, – ответил я.
– А как насчет нее? – Скинк указал на шедшую к нам высокую брюнетку.
– Не думаю, что это она.
– Уверен?
– Я бы ее запомнил.
Еще бы! Это была женщина-мечта. Длинные ноги в красных туфлях на высоких каблуках, стройные бедра, высокая упругая грудь, бледная кожа, зеленое бикини в ниточку, голубые глаза и чуть неправильный рот, привлекавший взор и заставлявший думать о прекрасном. Она воплощала все фантазии, которые когда-либо рождались в мужской голове. Ее красота развеяла мои сомнения насчет роли, отведенной мне в этом клубе: она была той, что я никогда не получу, я был жалким неудачником, вынужденным платить, чтобы смотреть.