— Вот объекты вашего вожделения! Или, скорее, это? — В последнюю очередь он достал из чемоданчика три кости и положил их впереди табличек. — Подойдите, взгляните на них!
Папа и Иероним подошли к плите с другой стороны. Тротиньон и Кальви с настоятельницей застыли в десяти шагах, тогда как остальные два телохранителя по знаку Кальви отступили в дальний конец руин.
— А теперь скажите мне, чьи это кости? Судя по вашему интересу, это скорее божество или библейская фигура, чем какой-нибудь вельможный персонаж, — в тоне Криса звучало ехидство, но он поправился, когда рука Джесмин сдавила его бицепс: — Я хочу сказать: увольте меня от вранья!
Медленно, бесконечно медленно папа переводил взгляд с одной кости на другую.
— Можете их потрогать! Они не заразные!
Папа пропустил замечание Криса мимо ушей и повернулся к Иерониму. Монах лишь обозначил кивок.
— Это кости одного язычника, — голос у папы был ровный, лишенный эмоций. — Одного языческого царя.
— И у этого царя есть имя? — спросил Крис, поскольку папа замолчал.
— Эго кости Этаны, тринадцатого шумерского царя после Всемирного потопа, — сказал в конце концов Иероним, тогда как папа продолжал молчать.
— И что, его полагается знать? — Крис не понимал. — Он был чем-то знаменит?
— Согласно спискам шумерских царей Этана прожил тысячу пятьсот лет.
* * *
Крис озадаченно молчал, а потом нерешительно рассмеялся:
— Кажется, я начинаю понимать: 47-я хромосома…
— Некоторые тексты гласят, что он наполовину происходит от…
— Иероним! — оборвал его папа. Голос его вибрировал от возмущения.
— Пусть договорит! — негодующе воскликнул Крис.
— Якобы родила его Иштар, шумерская богиня. Кто знает, что тогда происходило и какие люди присваивали себе право считаться богами.
— Шумерские боги. Сын богини Иштар? — Крис усмехнулся. — Полубог, получеловек. Тут, возможно, расшатываются ваши монотеистические представления о Боге? Ваше представление о Едином и Единственном оказывается под угрозой, а?
Иероним молчал.
— Вы боитесь, как бы люди не подумали, что это больше соответствует действительности, чем то, что написано в Библии? Если действие хромосомы станет известно всем и будет приведено в качестве доказательства. — Крис вспомнил, как Рамона Зельнер рассказывала о библейских баталиях во времена Вильгельма. — Уже многие места из текста Библии и библейские сцены найдены на шумерских глиняных табличках. Однако Декалог на шумерских табличках — это совсем другое доказательство. Вы боитесь, как бы над церковью опять не разразилась буря, как сто лет назад?
— Глупости, — буркнул папа, отвернувшись и обратившись взглядом на восток. — Это вопрос давно решенный. И больше никого не интересует.
— Вас тревожит, что записи о долгой жизни Этаны научно подтвердятся! — Джесмин ахнула от этой догадки и прикрыла рот ладонью. — Что старение можно победить. Что долгожители на самом деле были и могут появиться снова… Вот чего вы опасаетесь.
— Но действие сорок 47-й на мышей вы уже не можете опровергнуть. О Боже! — Волосы у Криса на затылке встали дыбом, и сердце забилось учащенно. — Я начинаю понимать.
— Ничего вы не понимаете! — Папа снова повернулся к нему.
Они враждебно смотрели друг на друга. Крис видел перед собой ясные и умные глаза папы.
— Нет, понимаю! — возразил он. — Поэтому вы и хотите уничтожить эти кости! Вы просто обязаны — с вашей точки зрения — их уничтожить. — Крис видел по глазам папы, что попал своей догадкой в точку. — Да вам нельзя отдавать эти пробы и кости, они будут потеряны для науки.
— Это не вам решать. — Папа дрожал от ярости. — Если так случится, значит, на то воля Божья. Но этого не случится! Бог не предаст себя сам. Его воля записана в Библии. И Господь говорит: Не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками; потому что они плоть; пусть будут дни их сто двадцать лет.
* * *
Яростный крик разорвал тишину прозрачного утра. В проеме северной стены стояли Хэнк Торнтен и Зоя Перселл.
Перселл, крепко вцепившись в рясу монахини-викария, держала пистолет у ее головы. Лицо Торнтена было перемазано кровью, и стоял он скособочившись — в позе, которая, видимо, смягчала его боль. В одной руке он тоже держал пистолет, а в другой нес клетку для перевозки мышей.
Не обращая внимания на Кальви и Тротиньона, Торнтен шагнул вперед и крикнул срывающимся голосом:
— Зарентин! Не отдавай их ему! Они принадлежат науке! — И захромал в их сторону.
— Пристрелите его, если он сделает еще хоть один шаг! — заорал Крис, обращаясь к Кальви и Тротиньону.
Торнтен ковылял вперед с упорством робота. Выстрел Тротиньона пришелся ему под ноги, в каменную плиту.
— Идиоты! — взревел Торнтен, но все же остановился. — Зарентин, кости принадлежат науке… и пробы тоже… Вы знаете, какой шаг мы могли бы сделать для исцеления людей. Отдайте их мне!
Зоя Перселл толкала монахиню перед собой, пока они не поравнялись с Торнтеном.
— А если нет? Тогда вы убьете монахиню?
Торнтен зло ухмыльнулся и потом рассмеялся в голос. «Да, и это я тоже сделаю, — подумал он. — Эта тайна стоит любых жертв. Со стороны каждого».
Себя самого он уже принес в жертву. За несколько дней он из руководителя концерна, человека высокого положения превратился в фанатика, способного на все ради этого знания. Он не понял, когда и где окончательно перешагнул точку невозврата.
«Неважно, — думал он. — Лишь бы раскрыть эту тайну. И настало время пожертвовать ради этого и другими».
— Вы же не допустите такого. Вы же человек рассудка. — Торнтен неотрывно смотрел на чемодан, стоявший рядом с Крисом на земле. — Мне нужны пробы.
— Это я понял.
— Он что, привел вам аргументы, которые вас убедили? — Торнтен указал на папу. — У него их нет. Потому что он не знает ответов. Ни он, ни его вера, ни все философы, вместе взятые. Наступила эра торжества естественных наук. И началась она триумфальным шествием биологии. Наконец-то, наконец-то она на марше, ее не остановишь. Естественные науки находят ответы на вопросы, в которых терпят поражение философия и вера. Сейчас движущая сила — биология, она определяет грядущую эпоху. Ты хоть понимаешь это, Зарентин?
— Вы ничтожный, дрянной эгоист — и больше никто! — Джесмин дрожала от волнения. — Вы не ученый, вы алчная акула. У вас нет благоговения перед чудом жизни, откуда бы она ни возникла. Вам не знакомо чувство ответственности! Иначе бы вы не решились на то, чтобы принудительно испытать на Маттиасе генную субстанцию! Для вас существует только ваша точка зрения, вам даже не приходит в голову мысль, что все исходит из одного источника, как его ни обозначить! На самом деле знание не имеет для вас значения! Вы хотите открытия только для себя! Вы хотите обессмертить свое имя и огрести денег! Больше вам ничего не надо! Вы — позор для науки!