Марвин сполз со стула и упал на колени. Он смиренно опустил голову.
— Святой отец, Преторианцы в своей вере неукоснительно держатся церкви. Никто, ну никто не сможет утверждать, что мы предаем нашу веру. Преторианцев, должно быть, оболгали.
Марвин пел песню о зависти, предательстве и заблуждениях.
— Если вы помните, святой отец, именно я понял опасность этих языческих писаний и поспешил в Рим, когда вы были еще префектом Конгрегации веры. Признаюсь, на тот момент было ошибкой — выражать желание Преторианцев о признании в качестве персональной прелатуры. Если у вас возникло впечатление, что я ставлю условия, то… — Марвин опустил голову еще ниже и тихо продолжил: — Брат Иероним мог тогда понять меня неправильно…
— Вот это вряд ли, — ответил папа.
— Да, но тем не менее ничто не может заменить личного разговора, поэтому я также благодарен Богу, что это все-таки свершилось.
Папа молчал, уставившись на темные волосы коленопреклоненного. Внезапно Марвин вскинул голову:
— Святой отец, Преторианцы нуждаются в помощи. Мы предаемся под вашу защиту, дабы произвол мирской юрисдикции не растерзал нас, верующих, которые только и думают что о защите Священного Писания, Слова Божия. Лжи не удастся разрушить истину Священного Писания.
— А вам известно, в чем ложь, а в чем истина?
— Я видел таблички своими глазами, я с ужасом держал их в руках. В них прочно въелся запах дьявола. Каждое слово там — диффамация, поношение нашего Священного Писания. Это правильно, что Ваше Святейшество хочет навеки их похоронить.
— Кто это сказал?
Глаза Марвина сверкнули. Он поднялся и снова сел на стул.
— Я говорил с итальянским убийцей и вором, я читал текст двенадцати табличек. И я знаю: одной таблички не хватает — и она находится в распоряжении Вашего Святейшества.
Марвин упивался тишиной, возникшей после его слов, ибо она доказывала, что он попал в яблочко.
Папа крепко сплел пальцы на коленях.
— Я знаю даже больше. — Марвин довольно улыбнулся. Папа все еще не вышвырнул его. — Итальянский убийца и вор хотел продать таблички Вашему Святейшеству.
— Вы слишком далеко заходите, Генри Марвин.
Марвин смиренно склонил голову, но голос его был вызывающим и резким:
— Ваше Святейшество — умелый стратег и тактик с ясным представлением о пределах возможного. Мое желание рассчитывать на ваше покровительство Преторианцам кажется мне соразмерным тому, что я имею вам предложить.
Папа Бенедикт XVI встал и повернулся к двери:
— Полагаю, я ничего не смогу для вас сделать. Вы — торговец, Марвин. Торговец без товара!
— Отец, не уходите… Ваша миссия…
Папа медленно повернулся.
— Что вы знаете, Генри Марвин, о моей миссии? — Папа чувствовал себя беспомощным, не выдержавшим испытания. Артефакты исчезли, и никто не знал куда. Неужто его миссия состояла в том, чтобы потерпеть в этом поражение? Это и было истинное испытание?
Он вспомнил своего предшественника, который жаловался: Самая большая трагедия — молчание Бога, который больше не являет себя в откровении, а как будто прячется на небесах, словно ему опротивели деяния человечества.
— Еще ничего не потеряно… — заискивающий голос Марвина вырвал папу из его скорбных мыслей. — Таблички… и кости…
— Какие кости?
— Святой отец, я не знаю текста тринадцатой таблички. Но он имеет отношение к костям — как и ваша миссия. И я догадываюсь, что это свыше сил человеческих.
Папа неотрывно смотрел на издателя. Что известно Марвину?
— Святой отец, эти кости!.. Ученые взяли из них пробу!
Лицо папы разом побледнело как мел, и Марвин про себя уже торжествовал.
— Скоро это невозможно будет удержать в тайне.
Папа устало поднял голову.
— Я прошу вашей защиты — для меня и Преторианцев. И статуса ордена. И обещания, что я останусь при нем…
— Почему я должен это сделать? — перебил его папа.
— Еще не поздно. Я знаю, где эта чертовщина. А вы — нет.
София-Антиполис близ Канн
Вечер вторника
— Возьмите себе что-нибудь в буфете. У вас голодный вид. — Хэнк Торнтен встал и наполнил себе тарелку салатом и рыбой.
— И ванна бы не помешала, — зло хихикнула Зоя Перселл. — Где вы провели последние ночи?
Крис повернулся к Джесмин, которая напряженно его разглядывала. У нее тоже были к нему вопросы, и она ждала ответа.
«Почему ты явился так поздно? Почему ты меня обманул, почему тебя не было, когда я так нуждалась в тебе? Ведь мы же договорились! Ты даже не позвонил…»
Крис опустил голову. По глазам Джесмин он видел, что от его ответов зависит многое. Но он не мог пускаться в объяснения. Не здесь и не сейчас.
«Поверь мне, — молил его взгляд. — Пожалуйста!»
В глазах Джесмин блеснули слезы. Взгляд ее смягчился.
— Вы не поверите, но задания логистика бывают иногда весьма своеобразны, — громко сказал Крис в сторону Зои Перселл и ждал, когда та повернется к нему. — В последние дни я сопровождал кой-кого в одной продолжительной экспедиции со спуском в пещеры. Транспортировал оснастку.
— А, то есть вьючный осел… И где это было?
— В Фонтенбло. Вам знакома эта лесистая местность под Парижем? Там есть причудливые горы из песчаника, просто рай для скалолазов. В нашем же случае это была экскурсия по пещерам. Когда сегодня утром мы снова выбрались наверх, я прослушал голосовую почту и немедля выехал сюда.
— Ах да, тот звонок, — Перселл задумчиво кивнула. — Мисс Пирссон так и не созналась нам, что она вам сказала. Вы тоже уклонялись до сих пор. Может, расскажете сейчас?
— Она сказала, что ее удерживают взаперти, как и ее сестру.
— Зачем бы нам понадобилось это делать?
— Затем, что вы собираетесь испытать действие хромосомы на Маттиасе! — воскликнула Джесмин, вскакивая со стула. — Я нахожу это безответственным! Еще слишком рано…
— Рано! — Хэнк Торнтен громко рассмеялся. — У Маттиаса нет другого шанса. Вернее даже так: это шанс, которого вообще не существует! А вы тут разглагольствуете, мол, слишком рано! Если не Маттиас, то найдется другой, кто ухватится за эту последнюю спасительную соломинку. А вы как думали! — Торнтен смотрел на Криса, неторопливо поглощая свой салат.
— Разумеется, на это нужно согласие пациента, — беспомощно сказал Крис.
— В случае Маттиаса — согласие матери как ответственного родителя, — скучно сказал Торнтен и кивнул. — Она, к сожалению, медлит.