— Думаю, дело не в моей занятости. Знаешь, она так странно на меня смотрела в Париже. А потом уехала. Трещина стала шире.
— Ладно тебе, — сказал Майло. — Где твой оптимизм? Ты же всегда проповедуешь, что в жизни следует видеть только хорошее.
— Я не проповедую. Я предлагаю.
— В таком случае я предлагаю тебе побриться, протереть глаза, надеть чистую одежду, прекратить игнорировать ее звонки и, ради всех святых, попытаться все исправить. Вы с ней ведете себя, как…
— Как?
— Я собирался сказать, как муж и жена, которые прожили вместо сто лет.
— Мы ведь не женаты, — ответил я. — Мы с Робин столько лет вместе, но ни один из нас не предложил узаконить наши отношения. О чем это говорит?
— Вам не нужны бумажки. Поверь, я очень хорошо все понимаю.
Они с Риком живут вместе очень долго, гораздо дольше, чем мы с Робин.
— А вы бы узаконили ваши отношения, если бы могли?
— Возможно. Наверное. А что вообще между вами произошло? Какие проблемы?
— Это очень сложно, — заявил я. — И я вовсе не избегаю ее. Просто так получается, что нам не удается поговорить.
— Постарайся сделать так, чтобы удалось.
— Она все время в разъездах.
— Лучше старайся, черт тебя подери.
— А с тобой что происходит? — спросил я.
— Острая потеря иллюзий. На фоне хронического разочарования: меня добивает работа. — Майло хлопнул меня по плечу. — Понимаешь, мне нужно, чтобы в моей жизни хоть что-нибудь оставалось постоянным, приятель. Вот, например, вы. Я хочу, чтобы у вас с Робин все было хорошо. Ради моего спокойствия. Неужели я слишком много прошу? Да, конечно, это эгоизм, но зато искренний.
Ну что на такое скажешь?
Я сидел, а Майло вытер лоб, который тут же снова покрылся испариной. Он казался таким несчастным, что я вдруг почувствовал себя виноватым — безумие какое-то.
— Мы постараемся разобраться, — пообещал я. — А теперь объясни, почему ты так отреагировал на фотографию Джейни Инголлс?
— Низкий сахар в крови, — сказал он. — Не успел позавтракать.
— Понятно, — ответил я. — Поэтому ты стал пить водку.
— Я думал, что забыл про то дело, — пожав плечами, проговорил Майло, — но, похоже, мне следовало попытаться довести его до конца.
— Может, «НР» означает, что кто-то хочет, чтобы ты занялся этим убийством. А как насчет остальных фотографий из альбома, ты видел какие-нибудь раньше?
— Нет.
Я посмотрел на перчатки, которые он снял.
— Хочешь проверить отпечатки?
— Возможно, — ответил он и поморщился.
— Что?
— Призраки прошлых поражений.
Майло налил себе четвертый стакан, в основном сок и чуть-чуть водки.
— У тебя есть догадки насчет того, кто прислал альбом? — спросил я.
— Звучит так, будто у тебя есть?
— Твой бывший напарник, Швинн. Он обожал фотографировать. И имел доступ к старым папкам с делами.
— Почему, черт подери, он решил связаться со мной сейчас? Он меня терпеть не мог. И плевать ему было на дело Инголлс, да и на все остальные тоже.
— Может, со временем он стал другим, смягчился, что ли? Когда ты пришел в отдел убийств, он проработал там двадцать лет. Как раз тот период времени, который отражен фотографиями. Если что-то происходило не во время его дежурства, он просто воровал снимки. Швинн постоянно нарушал правила и наверняка не считал, что совершает противозаконные действия, когда берет пару штук, сделанных на месте преступления. Этот альбом вполне может быть частью коллекции, собранной им за много лет. Он назвал его «Книга убийств» и поместил в голубой переплет специально, чтобы показать, какой он умный.
— Но почему он послал его мне через тебя? И почему именно сейчас? Чего он добивается?
— А снимок Джейни сделал не сам Швинн?
Майло снова надел перчатки и начал переворачивать страницы, пока не нашел нужную фотографию.
— Нет, здесь профессиональная проявка, да и качество лучше, чем на снимках, которые Швинн делал своим аппаратом.
— Может быть, заново распечатал пленку. Или, если он продолжает увлекаться фотографией, у него дома есть специальная темная комната.
— Швинн, — сказал Майло. — Да провались они пропадом, все твои предположения, Алекс. Этот тип мне не доверял, когда мы вместе работали. Почему он попытался связаться со мной сейчас?
— А что, если двадцать лет назад он что-то узнал, а теперь готов поделиться с тобой информацией? Например, назвать имя источника, который навел его на Боуи Инголлса и рассказал про вечеринку. Может, замучило чувство вины из-за того, что он утаил сведения, и теперь Швинн хочет очистить совесть? Сейчас ему, наверное, около семидесяти, а вдруг он болен или умирает? Или просто задумался о жизни — иногда с возрастом такое происходит. Он знает, что сам уже ничего не может сделать, а ты можешь.
Майло задумался над моими словами. Снова снял перчатки, посмотрел на холодильник, но не сдвинулся с места.
— Мы с тобой можем потратить целый день, придумывая разные теории, но ведь альбом мог прислать кто угодно.
— Ты так думаешь? — спросил я. — Газеты ничего не написали про убийство Джейни. Значит, к составлению альбома причастен человек, имеющий доступ к внутренним документам. А как насчет безоглядной веры Швинна в то, что когда-нибудь наука станет инструментом в расследовании преступлений? Этот день пришел, верно? Тесты ДНК и прочие полезные вещи… Если образцы крови и спермы сохранены…
— Я даже не знаю, была ли сперма, Алекс. Швинн считал, что это преступление на сексуальной почве, но мы не видели результатов вскрытия. Как только мы перестали работать вместе, я не держал в руках ни одной официальной бумаги по этому делу. — Майло изо всех сил треснул громадным кулаком по столу. — Дерьмо собачье!
Я молчал.
Майло начал расхаживать по столовой.
— Ублюдок! У меня появилось сильное желание поговорить с ним с глазу на глаз. Если это он — тогда почему он прислал альбом тебе?
— Заметает следы, — ответил я. — Швинн знает, что мы работаем вместе. Еще одно доказательство того, что его продолжают интересовать дела полиции.
— Или мы имеем дело с человеком, который читает газеты, Алекс. В деле Тик наши имена появились вместе.
— И ты вышел победителем, разобрался в сложном деле. Швинн, возможно, не любил тебя, не уважал и не доверял, но следил за твоей карьерой и поменял свое мнение.
— Подожди немного. — Майло взял стакан. На дне осталось чуть-чуть водки. — От твоих бесконечных предположений у меня раскалывается голова. Иногда я задаю себе вопрос: что в действительности лежит в основе нашей дружбы?