— Ну и дыра. Ты тут служил? — спросил Кемаль.
— Я служил в Эрзуруме, а сюда мы выезжали на учения. Ты бы видел здешние места весной. Цветы просто невероятные. Можно стоять часами и слушать… тишину.
— То весной, — хмыкнул Кемаль, заворачиваясь в пиджак. Алкоголь, высота, низкое давление и делирий в мягкой форме пробрались в его кровь и выморозили изнутри. — Так и слышу, как голос нашептывает мне: «Переохлаждение, переохлаждение».
— Тут вообще кто-то работает? — поинтересовался Кадир.
— Я вижу парня с отарой овец. — Кемаль покосился на равнину. — И с АК-47.
Свет режет глаза, отражаясь от сугробов.
— Станция автоматизирована, — сказал Аднан. — Наладчик приезжает из головного офиса в Эрзуруме раз в месяц, чтобы убедиться, что все работает и местные не распродали трубы на металлолом.
— А заодно полюбоваться дикими цветочками и послушать прекрасную тишину? — ухмыльнулся Кемаль.
— Кемаль, заткнись, — огрызнулся Кадир. — Я вижу трубы. А теперь покажи мне, как ты все провернешь.
— Огюз у нас ультралорд Трубопровода, — сказал Аднан.
— Да очень просто. Небольшое мошенничество с природным газом, — объяснил Огюз. — Чалдыран изначально построили как приемное устройство для газа из иранского месторождения Маранд, чтобы качать его отсюда по трубопроводу «Набукко». Только после закрытия Зеленой ветки Озер и партнеры в «Набукко» сообразили, что Чалдыран может служить обводным каналом вокруг Эрзурума в случае случайного выключения или политических катаклизмов.
Кадир перевел взгляд на горы по бокам. Он всегда был надменным, высокомерным и дотошным. По его жилам бежит кровь османских пашей.
— Азербайджанцы, грузины, армяне, курды и с полдесятка исламистских группировок хотели бы вышвырнуть нас из ЕЭС и передать в руки мулл, где нам и место. Не говоря уж о самих иранцах.
— Ну местные довольно дружелюбны. Эта система позволяет сделать простую перекачку. Лорд Драксор не тратил время зря. Мы организуем перекрытие «Набукко» в Эрзуруме. Газ здесь отводится, но мы контролируем Чалдыран. Мы уже подводим газ с Зеленой ветки к станции в Кхой.
— Они не заметят отставания во времени?
— Огюз подгонит все до минуты, — сказал Аднан. — Тютелька в тютельку.
— Компьютеры продумают все мельчайшие детали, — добавил Огюз. — Никто никогда не заметит.
— А бакинский газ?
Аднан пожал плечами:
— Подержите его в трубе, выпустите, сожгите, перегоните еще дальше по Зеленой ветке, пусть бедные вдовы в Маранде три месяца готовят бесплатно. Мне важно, что я продаю иранский газ на стамбульском рынке по бакинским ценам.
И снова Кадир вглядывается в горы и на облака, которые плывут по голубому небу.
— Это кража.
— Мы просто меняем одну партию газа на другую, — возразил Аднан. — У Озера остается прибыль с бакинского газа, иранцы получат наличку, а мы — разницу. Это не игра с нулевым исходом.
— Ты говоришь о каких-то конкретных иранцах?
— У меня есть свой человек.
— Ну, предлагаю вздрючить твоего иранца, а меня отвези, мать твою, в Стамбул, пока в Иране еще что-нибудь не рвануло и не зажарило мои яйца, — проворчал Кемаль, перетаптываясь с ноги на ногу, скрючившись и засунув руки поглубже в карманы.
«Свой» иранец — белокожий, сладкоречивый парень с бегающими глазками, с похожей на сено бородой, хорошим маникюром, но в дешевых ботинках, утративший былую мощь последователь аятоллы, [88] который на цептепе просматривает те же социальные сети, что и его отпрыски, а не сиськи или спорт, как уважающие себя турки, но при этом он фанат «Сепахана», [89] может перечислить всех членов команды, принимавших участие в иранском чемпионате по футболу 2025 года, а потому Аднан может с ним сработаться. Когда сделка будет завершена, и все получат свои доли, они возьмут его на прогулку по площади Таксим. Это тебе не какая-нибудь благочестивая дыра типа Исфахана или Тегерана ради всего святого. Это Стамбул, Царь городов. Ты будешь сидеть там в своем мусульманском бежевом костюме, без галстука, потягивать айран, хотя тот, кто готов отвести через Зеленую ветку тридцать три миллиона кубических метров газа, на который наложено эмбарго, не может слишком уж беспокоиться об Аллахе. Прогуляешься по городу с лордами, вот тогда мы и увидим настоящее лицо Сейамака Лариджани.
Единственным публичным пороком иранца является выбор отеля. «Анадолу» — бутик-отель в новоосманском стиле, тут все такое новенькое, что Аднан оставляет следы на ковре. Маленький отель обладает исключительной индивидуальностью, и в нем все кричит о дороговизне — каждое произведение искусства, каждый предмет обстановки. Аднан задумывается, а продает ли Айше и мебель помимо всех этих миниатюр в рамочках. Она ему не говорила, не считает нужным. Галерея — ее бизнес, а он занимается Озером, такая договоренность. У мужчин свой мир, у женщин — свой. Только Бирюзовую площадку можно обсуждать. Бирюзовая площадка нарушает все правила.
Бар на крыше представляет собой стеклянную коробку высоко над площадью Беязит, в которой поддерживается в этот жаркий день свой микроклимат. Деньги и высота, думает Аднан.
Три остальных ультралорда Вселенной уже приехали и развалились в огромных кожаных креслах, заказав себе кофе у официантов — красивых русских в псевдоосманских сюртуках. Иранец поднимается с места, чтобы пожать Аднану руку.
— Итак, контракт наконец на месте, — говорит Лариджани. Один бок у стакана с охлажденным айраном запотевает из-за кондиционера. Официантка с потрясающими скулами приносит Аднану кофе, хотя он и не просил. У него все еще гудит голова после вчерашнего. — Меня немного беспокоит отсутствие… прозрачности.
— Адаташ никогда не участвует, если не почует хорошую сделку, — говорит Аднан. В основании живота и между ног все еще пульсирует жар. Надо было потрахаться вчера вечером. Какого черта он уснул?
— Я смотреть это, — говорит Кемаль на своем плохом английском.
Контракт прислали на цептеп Аднана, когда тот, зевая, ехал в хвосте утренних задних габаритных огней в Европу. Юристы белого рыцаря никогда не спят. Договор подготовили реальные юристы, из плоти и крови, это не тот контракт, который можно доверить искусственному интеллекту. В мгновение ока Аднан переправил контракт Кемалю. Кемаль переключил автомобиль в режим автопилота и пробежался по пунктам договора, пока «лексус» последней модели несся вперед — атом в бетонной артерии Стамбула — по направлению к площади Беязит. «Лексус 818» — подходящая машина для менеджера высшего звена, который живет с мамой. Ты материшься, но у тебя трусы поглажены, думает Аднан. Правда, сегодня утром Кемаль, что для него нетипично, воздерживается от грубостей, и Аднан сомневается, что это из уважения к иранцу.