– А, ка-ра-савица, дава-ай, да-а.
Зоник бросил суровый взгляд, и небольшая по объему кепка умолкла.
– До свидания, – приветливо сказала Петрова.
– До свидания, девочка, – щедро улыбаясь, ответила довольная проводница.
Люся нагнулась за чемоданом, выпрямилась и медленно пошла за Валентиной, устремившейся по прямой к вокзалу.
– Стой, – услышала за собой Петрова. – Стой.
– Это вы мне? – переспросила Люся, обернувшись назад.
– Тебе, – улыбнулась проводница. – Хорошая ты девка. Удачи тебе. С Богом.
– Спасибо, – тихо ответила Петрова и опустила голову: на глаза навернулись слезы.
Позже Петрова, рассказывая о своей юности, неоднократно вспомнит прощание с Галиной Семеновной Суконь на одесском вокзале. Правда, представит его как встречу с ангелом, хотя и в железнодорожной форме. Но ведь форма не помеха, всего лишь отвлекающий маневр: и крылья не спрячешь, и нимб над головой не замаскируешь, и звон хрустальный в голосе не заглушишь.– Вот как она мне удачи пожелала, можно сказать, благословила, так у меня все и сложилось!
– Удачно, что ли?
– Конечно, удачно, – без тени сомнения утверждала Люся. – В институт поступила, работу нашла…
– Ага, и занимаюсь ей всю свою удачную жизнь, – добавляла не без сарказма младшая подруга.
– Я считаю, что это большая удача, – мужественно отбивалась Петрова.
– Божий промысел?
– Зря иронизируешь.
– Я не иронизирую, я удивляюсь.
– Чему?
– Непростительному в вашем возрасте романтизму.
Люся поправляла очки, укоризненно смотрела в глаза подруге и начинала объяснять:
– Мне было семнадцать лет. Я уехала из дома, чтобы изменить свою жизнь. Мне не на кого было рассчитывать, меня никто не поддерживал, я была абсолютно одинока и не верила в себя. Я нуждалась в сочувствии и понимании…
– Все ясно, Бог услышал ваши молитвы и послал ангела в железнодорожной форме.
– Думай, что хочешь, – кипятилась Петрова.Впрочем, информация о том, что в Одессе Люсе не на кого было рассчитывать, была несколько преувеличена. В городе акаций проживала Валина тетка, с которой договорились, что она приютит девочек на время сдачи экзаменов. В существовании тетки можно было не сомневаться. Факт ее присутствия в славном приморском городе подтверждался обратным адресом на конверте со штемпелем одесского почтового отделения…
– Валь, ты адрес уточнила?
– Зачем?
– Как зачем? А спросить, как добраться?
– Я и так помню.
– Что ты помнишь? Ты же в Одессе ни разу не была!
– Адрес помню, – лениво, через губу говорила Валентина. – Переулок Пожарный, восемь.
– Ты хоть знаешь, в какую сторону ехать?
– Пока нет.
Петрова, потрясенная спокойствием подруги, останавливалась, изгибалась в спине и выдыхала:
– Ну, ты даешь, Валь! В незнакомом городе…
Валентина, разочарованная путешествием по железной дороге, изможденная кратковременной потерей сознания и расстроенная мыслью о потере выгодного жениха, тоже замедляла и без того медленный шаг, ставила фанерный чемодан и хаки-рюкзак на пыльный асфальт и безмолвно вздыхала.
– Ну что ты? – внимательно вглядывалась в лицо напарницы Петрова.
– Да ничего, – загадочно отвела взгляд подруга. – Зря мы сюда приехали. Я чувствую. Ничего у нас не получится.
– Почему это не получится?
– Да потому что все не слава богу !
– Что у тебя не слава богу?! – отчаянно гнала дурное предчувствие Люся.
– Да все! – начала причитать Валентина.
Петрова вдруг похолодела и почти шепотом произнесла:
– Валь, а ты адрес не перепутала?
– Какой адрес? – изумленно переспросила та.
– Как какой?! Тетки твоей.
– Люсь, ты что, дура? При чем тут тетка? Ты что, не слышишь меня? Приехала черт-те куда! В поезде чуть не умерла!
– Скажи еще, чуть замуж не вышла! – попыталась пошутить Петрова и осеклась.
Валентина встала посреди тротуара и заголосила, как иерихонская труба. Слезы градом лились по румяным упругим щекам и срывались с подбородка на покрывшуюся пятнами грудь. Ниагара на перекрестках Южной Украины – безусловно, зрелище не для слабонервных. Одессе грозила нешуточная опасность, причем не со стороны моря, а со стороны железнодорожного вокзала. Петрова чувствовала ответственность перед городом-героем и его ни в чем не повинными жителями и потому решительно перешла в наступление:
– Ва-а-аль, ну ты что-о-о? Ну, ты что, в конце концов? Что случилось-то?
– Ничо-о-о не слу-чи-и-и-лось, – завывала подруга. – Ничо-о…
– Тогда чего ревешь? – гаркнула Петрова.
– Домо-о-ой хо-чу-у-у…
– Типун тебе на язык! Поступать же приехали.
Люся решительно взяла Валентину за руку и, подобно ледоколу «Ленин», проложила дорогу себе и подруге сквозь толпу любопытствующих одесситов и приезжих. Пунктом назначения ледокола с прицепом стала автобусная остановка, окруженная плотным ковром шелухи от семечек.
– Какой переулок? – прохрипела взмокшая Петрова.
– Пожарный, – неуверенно ответила Валя.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась Люся к высокому мужчине в льняной рубашке с отложным воротником, – как нам добраться до Пожарного переулка?
Вся остановка хором ответила:
– Никак.
– Как то есть никак?
– А никак, – поставил точку обладатель льняного воротничка.
– А почему? – не унималась Петрова.
– А потому что такого переулка в Одессе нема.
– Как это нема?
– Так это нема.
Люся с ненавистью посмотрела на всхлипывающую Валентину:
– Конверт дай.
Всхлип застрял в горле:
– А куда я его дела-то?
Валентина судорожно начала рыскать по внешним отсекам огромного рюкзака:
– Не-е-ет.
Петрова была непреклонна:
– Есть. Ищи.
Люсина спутница в очередной раз пошла пятнами, бухнулась коленками в подсолнечную шелуху и лихо щелкнула замками фанерного чемодана:
– Счас-счас-счас-счас, – залепетала она. – Где-то был…
Ничуть не смущаясь любопытных взглядов, Валентина, как норная собака, вгрызалась в содержимое чемодана и выбрасывала наружу все лишнее. Лишним в этом ящике было все, за исключением упакованного в шуршащий целлофан пакета документов: школьного аттестата, свидетельства о рождении и паспорта.