— Да, конечно, — с готовностью согласилась Урсула. — А я непременно приду. И Милли тоже, я уверена. Спасибо.
В мир опять вернулась неизбежность.
Урсула смотрела ему вслед, а он, насвистывая, удалялся. Развернувшись, она чуть не столкнулась с незнакомым мужчиной, который, казалось, появился откуда ни возьмись и теперь ее караулил. Приподняв шляпу, он пробормотал:
— Добрый вечер, мисс.
Вид у него был какой-то неопрятный, и Урсула отступила назад.
— Не подскажете ли, как пройти на станцию, мисс? — спросил он, и Урсула, махнув рукой, ответила:
— В ту сторону.
— Может, вместе пройдемся, мисс? — Он снова подступил ближе.
— Нет, — выпалила она. — Нет, спасибо.
И тут его рука, резко метнувшись вперед, схватила ее за локоть. Урсула сумела вырваться и бросилась бежать, не смея оглянуться; остановилась она только у своего порога.
— Что с тобой, медвежонок? — спросил Хью, когда она взлетела на крыльцо. — Ты запыхалась.
— Ничего, все в порядке, — выдохнула она.
Хью потерял бы покой, расскажи она об этом незнакомце.
— Телячьи котлеты а-ля Рюсс, — объявила мисс Гловер, опуская на стол белое фарфоровое блюдо. — А то в прошлый раз кое-кто не понял, как это называется.
— Коулы устраивают домашний праздник, — обратилась Урсула к Сильви. — Приглашают нас с Милли.
— Чудесно, — ответила Сильви, разглядывая поданное к столу горячее, которому суждено было большей частью перекочевать в миску менее разборчивого (или, как сказала бы миссис Гловер, не такого привередливого, как некоторые) вест-хайленд-уайт-терьера.
Праздник обернулся сплошным разочарованием. В натянутой обстановке все разыгрывали шарады (Милли, конечно, была в своей стихии), а потом участвовали в викторине: Урсула знала почти все ответы, но ее забивали донельзя честолюбивые, сообразительные братья Коул и их друзья. Она чувствовала себя какой-то невидимкой, а ее общение с Бенджамином (в котором ничего не осталось от Бена) ограничилось его предложением принести ей фруктовый салат, после чего он напрочь о ней забыл. Танцев не было, зато были горы закусок, и она утешала себя разнообразнейшими десертами. Миссис Коул, следившая, чтобы угощений было в достатке, сказала Урсуле:
— Надо же, такая худышка, а сколько в тебя помещается.
Такая худышка, сказала себе Урсула, когда в мрачности плелась домой, что никто тебя не заметил.
— Тортика принесла? — бросился к ней Тедди, как только она вошла в дверь.
— А как же, — ответила она.
Сидя на веранде, они уплетали щедрую порцию именинного торта: на прощанье миссис Коул всем раздала гостинцы, и Джоку тоже хватило. Когда на полутемную лужайку выбежала крупная лисица, Урсула и ей бросила маленький ломтик, но рыжая с презрением отвернула нос, как и положено хищнице.
Август 1933 года.
— Er kommt! Er kommt! — выкрикнула одна из девочек.
— Едет? Неужели? — Урсула покосилась на Клару.
— Да, точно. Слава богу. А то помрешь тут от голода и скуки, — ответила Клара.
Их обеих и удивляло и забавляло, что младшие с таким пылом поклоняются своему кумиру. Все изнывали от жары, простояв полдня на обочине без еды и питья, — хорошо еще, что две девочки сбегали на ближайшую ферму и разжились баклажкой молока. Утром кто-то принес слух, что фюрер после обеда прибудет в свою альпийскую резиденцию, и они не один час ждали его появления. Некоторые из девочек прилегли вздремнуть прямо на травянистой обочине, но никому и в голову не пришло оставить эту затею и уйти, хотя бы мельком не увидев вождя.
Ниже по склону, на извилистой дороге, ведущей к Берхтесгадену, {105} уже слышались приветственные возгласы, и все вскочили на ноги. Мимо них пронесся большой черный автомобиль, и некоторые девицы завизжали от восторга, но его в машине не оказалось. Следом показался роскошный «мерседес» с открытым верхом и трепещущим на капоте вымпелом со свастикой. Ехал он медленнее, чем предыдущий автомобиль, и действительно вез нового рейхсканцлера.
Фюрер небрежно салютовал, забавно откинув назад ладонь, словно подносил ее к уху, чтобы лучше слышать обращенные к нему приветствия. При виде его Хильда, стоящая рядом с Урсулой, выдохнула «Ох!», наполнив этот единственный слог религиозным экстазом. Затем с такой же быстротой все кончилось. Ханна скрестила руки на груди — ни дать ни взять святая, страдающая от запора.
— Жизнь прожита не напрасно, — радостно сказала она.
— На фотографиях он выглядит лучше, — прошептала Клара.
Все девочки с самого утра пребывали в приподнятом настроении; сейчас по приказу своей вожатой, группенфюрерин Адельхайд (поразительно деловитой светловолосой амазонки восемнадцати лет), они быстро построились в колонну и с песней двинулись маршем в долгий обратный путь к молодежному общежитию. («Поют они без умолку, — сообщила Урсула в письме к Милли. — На мой вкус, чересчур lustig. [46] Чувствуешь себя статисткой в какой-нибудь искрометной народной опере».)
Репертуар у них был разнообразен: народные распевы, замысловатые песни о любви и воодушевляющие, но довольно беспощадные патриотические гимны об окропленных кровью знаменах, а помимо всего прочего — непременные речевки для исполнения у костра. В особом почете у них был шункельн: это когда все берутся под руки и раскачиваются в такт песне. Урсулу тоже заставили что-нибудь спеть, и она выбрала шотландскую застольную на слова Роберта Бёрнса, идеально подходящую для шункельна: «Забыть ли старую любовь…»
Хильда и Ханна, младшие сестры Клары, были завзятыми активистками Союза немецких девушек, женского аналога гитлерюгенда («Сокращенно — Гэ-Ю», — пояснила Хильда, и они с Ханной расцвели улыбками, рисуя в своем воображении статных парней в форме).
До приезда в дом Бреннеров Урсула понятия не имела ни о гитлерюгенде, ни о Союзе немецких девушек, но вот уже две недели только о них и слышала от Хильды и Ханны. «Это здоровое увлечение, — говорила их мать фрау Бреннер. — Оно способствует миру и взаимопониманию среди молодежи. Конец войнам. А так бы одни мальчики были на уме». Клара, которая, как и Урсула, недавно завершила учебу (окончила художественную Akademie), не разделяла одержимости своих сестер, однако во время летних каникул вызвалась сопровождать их в горном походе, Bergwanderung, когда те будут перекочевывать в горах Баварии с одной турбазы, Jugendherberge, на другую.
— Махнешь с нами? — предложила она Урсуле. — Не сомневайся, скучно не будет, да и на природу выберешься. А иначе будешь торчать в городе с Mutti и Vati.