Но когда на тебя смотрит такой, как Пол… иногда начинаешь в этом сомневаться.
Она только что решила, что не в силах больше ждать, когда снова послышался звук открываемой двери и сверху просочился свет. Душа у нее ушла в пятки. Значит, все-таки уехали не все.
Раздались тяжелые шаги. Это мог быть только Джеймс, тот самый, который брал у нее кровь. Остановившись у подножия лестницы, он некоторое время молча сидел и курил.
— И что дальше, Джеймс? — устало спросила она. — Будем ждать, пока ваш начальник скажет, что можно меня убить?
— Он не мой начальник. И я не Джеймс.
— Именно так он вас называл.
— Меня зовут Джим Уэстлейк. Я фотограф.
— Мой отец был фотографом. — Естественно, она солгала. — А что вы фотографируете?
Он поколебался, затем встал и подошел к сумке. Достав оттуда пальто Нины, он положил его рядом, и у Нины в груди подпрыгнуло сердце.
Значит, пальто здесь. Хорошая новость. Но если оно лежит на полу, его можно как-то зацепить и телефон может выпасть. А если удастся до него добраться… или сделать так, чтобы ей его дали…
— Мне холодно, — сказала она. — Пол очень холодный.
Казалось, он ее не слышит. Когда он выпрямился, оказалось, что он держит в руке маленькую коробочку, похожую на коробку от детских туфелек. Снова сев на нижнюю ступеньку, он открыл ее и некоторое время просматривал содержимое, словно забыв про Нину. Потом он показал ей несколько сделанных на поляроиде фотографий.
Нине они ничего не говорили, кроме того, что на них были изображены женщины и девочки разного возраста, снятые в солнечную погоду.
— Я не делал ничего плохого, — сказал он. — Никому из них. Много лет. Я даже жил рядом с… Смотрите.
Он поднес фотографию настолько близко к ее лицу, что было трудно сфокусировать взгляд на снимке, который изображал двух маленьких девочек лет четырех, может быть, пяти. Девочки улыбались.
— Симпатичные.
— Мои соседки.
— В самом деле? Живут здесь рядом?
— Нет. Я не жил здесь уже очень давно.
— Так как же вы оказались в этом доме?
— Он до сих пор мне принадлежит, но… Я жил здесь со своей женой.
— Вы женаты?
— Больше нет.
Нина уже открыла рот, чтобы задать очередной вопрос, но снова его закрыла. Здесь командовала не она. И это не был допрос человека, ожидающего суда. В воздухе повисла гнетущая тишина.
Наконец он снова заговорил.
— Мы познакомились, когда я вернулся из армии. Несколько лет мы переезжали с места на место, потом нашли этот дом, и он нас вполне устроил. Я получил диплом учителя. Мне всегда хорошо давалась математика, и я преподавал ее в местной школе. Но…
Последовала долгая пауза.
— В армии я был совершенно нормальным. Там я мог… но не делал этого. Но что-то… стало не так, после того как я прожил какое-то время здесь. Не мог заставить голову нормально работать. Числа опять перестали в ней складываться.
Нина не смогла удержаться.
— Что? Хотите сказать, что во всем виноват Торнтон? Что этот город заставлял вас так поступать? Не слишком удачное объяснение, должна вам сказать.
— Мне все равно. Долгое время я был как все. Я знал, что могу поступить дурно, если себе это позволю. Но я этого не хотел. Я… я старался как мог. Но потом…
Он опустил голову на руки.
— Одна ученица. В школе. Она напомнила мне Карлу. Этого хватило. Она была похожа на Карлу. И все. Хлоп. Конец.
— Кто такая Карла? Ваша жена?
— Мою жену звали Лори. Вы что, не слушаете?
— Извините. Так кто эта Карла?
— Девушка, которую я знал много лет назад. В школе. Она стала для меня первой.
— Первой, с которой вы занялись сексом?
— Да.
— Но вы имеете в виду не это.
— Нет.
— Вы ее убили.
— Да.
Он рассказал Нине про ту девушку, Карлу. Он помнил ее лицо во всех деталях, ее походку. Он мог вспомнить и свои приготовления, хотя ему казалось тогда, будто он думает и делает нечто совершенно другое, вполне естественное. Он помнил, как сидел потом на берегу реки, на том самом месте, где играл в детстве. В ту ночь было темно и холодно и шел дождь. Он сидел на твердой, потрескавшейся земле, рядом лежала отрезанная рука девушки, и нигде не было ни огонька, если не считать мерцающих окон домов на другом берегу. Если отвернуться и прислушаться к шуму ветра, можно было поверить, будто весь мир куда-то исчез, будто ты вернулся назад во времени, туда, где еще не существовало того, что было сейчас для тебя дорого, где мужчины и мальчики могли быть собой.
Сущность того, что он совершил, уже постепенно размывалась в его мозгу, и, как ни странно, его не беспокоило, что его могут найти. Какое-то мгновение ему казалось, будто он сидит на краю мироздания, с трудом понимая, как оно может иметь над ним хоть какую-то власть. Снова повернувшись и взглянув на свет в окнах домов, он понял, что никто не может его увидеть, точно так же, как если бы он постучал в дверь, его никто бы не услышал. Их жизнь была теперь для него закрыта. Идти больше было некуда. Он просто сидел под дождем и прислушивался к звукам природы, пока не стало слишком холодно, и он отправился домой, где съел кусок холодной курицы и пошел спать.
Ничего подобного потом долго не происходило. Возможно, на этом все могло бы и закончиться, остаться реальным, но единственным в своем роде фактом. Но этого не случилось. Карла стала для него первой — но далеко не последней.
Он честно пытался. Он пошел в армию. Он исколесил полмира, пока наконец не уволился и не поселился в приятном городке, где у него появились работа, жена и ребенок.
Но было слишком поздно. Всегда оказывалось слишком поздно.
— Так или иначе, она оказалась глупой девчонкой — та, которая была похожа на Карлу. Действительно тупая как пробка. Родители с радостью поверили, что она куда-то сбежала, уехала в Калифорнию, как все прочие ленивые шлюхи.
— Как давно это было?
— Пятнадцать лет назад, — ответил он, — Это случалось не часто. Я не позволял себе такого. И никогда не трогал женщин из Торнтона или Драйфорда. Один раз — официантку из Оуэнсвилла. Они теперь все в лесу. Никто их никогда не найдет. Но с тех пор, как я начал… я думал, что справляюсь. Конечно, ничего хорошего в том не было, но я пытался держать ситуацию под контролем.
— Ваша жена ничего не знала? Не догадывалась?
Он немного помолчал.
— Она ушла.
— В самом деле?
Он отвел взгляд.
— Нет.