И что если это так — то он об этом расскажет.
* * *
— Могу повторить еще раз, если хотите.
Майкл Беккер уже дважды подробно описал все, что пытался предпринимать, быстро и коротко отвечая на вопросы. Зандт знал, что ничего такого, что могло бы ему помочь, все равно не услышит. Он также понял, что в течение недель, предшествовавших исчезновению девочки, Беккер настолько был поглощен своей работой, что не замечал практически ничего из происходившего вокруг. Зандт покачал головой.
Беккер неожиданно уставился в пол и опустил голову на руки.
— Вы больше ничего не хотите спросить? Должно быть что-то еще. Обязательно должно.
— К сожалению, волшебного вопроса не существует. А даже если и так, то я не знаю, каков он мог бы быть.
Беккер поднял взгляд. Другие полицейские ему такого не говорили.
— Думаете, она все еще жива?
— Да, — ответил Зандт.
Беккера удивила уверенность, прозвучавшая в словах полицейского.
— Все остальные ведут себя так, будто она мертва, — сказал он. — Они этого не говорят, но подразумевают.
— Они ошибаются. Пока.
— Почему вы так думаете? — У Беккера перехватило дыхание, словно он цеплялся за последнюю надежду.
— Когда подобный убийца избавляется от жертвы, он обычно прячет тело и делает все возможное для того, чтобы его нельзя было опознать. Отчасти для того, чтобы затруднить работу полиции, но также и потому, что многие из таких людей пытаются скрыть собственные действия от самих себя. Три предыдущие жертвы были найдены на открытой местности в остатках собственной одежды и даже со своими личными вещами. Этот человек ни от кого не скрывается. Он хочет, чтобы мы знали, кто они и что он с ними покончил. А это подразумевает некоторый период, в течение которого они нужны ему живыми.
— Нужны ему…
— Лишь одна из предыдущих жертв была изнасилована. За исключением легких травм головы, у остальных не было следов какого-либо насилия, если не считать того, что их обрили наголо.
— И, естественно, того, что их убили.
Зандт покачал головой.
— Убийство в данной ситуации не является насилием. Убийство — это то, что завершает насилие. Насколько смогли определить эксперты, все девочки были живы в течение недели с лишним после их похищения.
— Неделя, — безрадостно проговорил Беккер. — Уже прошло пять дней.
Зандт ответил не сразу. Во время разговора он успел достаточно тщательно разглядеть комнату, но сейчас увидел кое-что, чего не заметил раньше, — небольшую стопку учебников на столике. Судя по их названиям, они вряд ли могли принадлежать младшей дочери.
— Я знаю.
— Вы говорили так, будто у вас есть некая причина считать ее живой.
— Я просто не верю, что он мог ее уже убить.
Беккер хрипло рассмеялся.
— Не верите? Вот как? Великолепно. Весьма утешительно звучит.
— Утешать вас не моя работа.
— Нет, — бесстрастно произнес Беккер. — Конечно нет.
Он немного помолчал и добавил:
— Подобное ведь на самом деле случается, верно?
Зандт понял, что он имеет в виду. Некоторые события из тех, о которых большинство узнают по телевизору или из газет, могут происходить в действительности — такие как внезапная смерть, развод или перелом позвоночника; самоубийство, наркомания или тающий в глазах круг серых силуэтов, которые смотрят на тебя сверху вниз и бормочут: «Водитель даже не затормозил». Все это случается и реально в не меньшей степени, чем счастье, удачный брак или ощущение греющего спину солнца, которые стираются в памяти намного медленнее. Твоя жизнь может оборваться в любой момент. Тебе может просто не повезти. И все это происходит всегда и всюду, каждый день.
— Да, — ответил он, незаметно дотрагиваясь до обложки одного из учебников и проводя пальцами по ее шершавой поверхности.
— Как вы думаете, каковы шансы, что она вернется?
Вопрос был задан прямо, ровным голосом, и Зандт даже проникся к Беккеру некоторым уважением.
— Можете считать, что шансов нет вообще.
Беккер потрясенно уставился на него, пытаясь что-то сказать, но так и не произнес ни слова.
— Каждый год подобные люди убивают сотню других, — сказал Зандт. — Вероятно, даже больше. И это только в нашей стране. Почти никого из убийц так и не удается поймать. Когда же нам это удается — мы поднимаем большой шум, словно загнали тигра обратно в клетку. Но это не так — каждый месяц появляется новый. Те немногие, кого мы ловим, — это просто те, кому не повезло, или дураки, или те, кто начал совершать ошибки. Большинство же так и не попадают к нам в руки. Эти люди — не отклонение от нормы. Они — часть нас самих, такие же, как и любой другой. Выживает сильнейший. И умнейший.
— Этот… «Мальчик на посылках» — он умный?
— Его зовут иначе.
— Так его раньше называли в газетах. И полицейские тоже.
— Он сам назвал себя Человеком прямоходящим. Да, он умный. Возможно, из-за этого он и поддается искушению — ему очень хочется, чтобы им восхищались. С другой стороны…
— Его не так-то просто поймать, а если вы его не найдете, мы никогда больше не увидим Сару.
— Если вы снова ее увидите, — сказал Зандт, убирая блокнот и ручку во внутренний карман, — это будет подарком богов, и именно так следует это рассматривать. Никто из вас уже никогда не станет прежним. Это не обязательно плохо, но это так.
Беккер встал. Зандт никогда не думал, что когда-либо увидит столь утомленного и измученного бессонницей человека. Он не знал, что Майкл Беккер думает в точности то же самое о нем.
— Но вы будете пытаться?
— Я сделаю все, что в моих силах, — ответил Зандт. — Если я сумею его найти — он будет схвачен.
— Тогда зачем вы говорите мне, чтобы я предполагал худшее?
Однако в этот момент в дверь с улицы вошла его жена вместе с агентом ФБР, и полицейский больше ничего не сказал.
Нина поблагодарила Беккеров за уделенное им время и пообещала держать их в курсе дела. Ей также удалось намекнуть, что их визит — лишь формальность, не имеющая прямого отношения к ходу расследования.
Майкл Беккер смотрел им вслед. Он не стал закрывать дверь, когда они скрылись из виду, и какое-то время стоял, глядя в ночь. Позади послышались шаги Зои, которая поднималась по лестнице, чтобы заглянуть к Мелани. Он сомневался, что младшая дочь уже спит. К ней вновь возвращались прошлогодние кошмары, и он не мог ее в этом винить. Его тоже мучила бессонница. Он знал, что она до сих пор пользуется заклинанием, которое он написал, и мысль об этом наполняла его безотчетным страхом. Ирония не давала никакой защиты, что бы ни думали по этому поводу он с Сарой и продюсеры современных фильмов ужасов. В мир крови и костей ирония никак не вписывается. Он вспомнил, как обсуждал ночные страхи с Сарой несколько лет назад. Она всегда была пытливой девочкой и однажды спросила, почему люди боятся темноты. Он рассказал ей, что это отголоски тех времен, когда мы вели первобытный образ жизни и спали на открытой местности или в пещерах, и ночью могли прийти дикие звери и убить нас.