Когда я открыл глаза, уже светало, а Бобби стоял надо мной, качая головой.
Я сел, широко раскрыв глаза, и увидел, что моя пачка сигарет лежит не у меня на коленях, но в шестидюймовом слое ила на дне бассейна. Я посмотрел на Бобби, и он подмигнул.
— Похоже, ты дергался во сне, — сказал он.
* * *
К полудню все подтвердилось. Ни один Уорд Хопкинс, и вообще какой-либо Хопкинс, в Хантерс-Роке никогда не рождался. Я поговорил с симпатичной девушкой за стойкой, которая сказала, что посмотрит, не удастся ли найти какие-нибудь другие сведения. Я не знал, что еще могло бы оказаться полезным, и вскоре стало ясно, что она этого тоже не знает, но пытается помочь отчасти из сочувствия, отчасти от скуки. Я оставил ей свой номер и ушел.
Бобби стоял на тротуаре, разговаривая по телефону. Я тупо смотрел по сторонам, пока он не закончил. Хотя я знал, что именно так и случится, я почувствовал себя так, словно лишился прошлого. Как будто меня усадили на стул и рассказали, что я вовсе не появился из маминого живота, но был оставлен под кустом аистом. В этой больнице мне удаляли миндалины, здесь мне дважды накладывали швы на мои мальчишеские колени. И каждый раз я верил, что вновь посещаю то самое место, где родился.
— Ну что ж, друг мой, — наконец сказал Бобби. — В полицейском управлении Дайерсбурга очень хотели бы знать, где ты сейчас. Могу тебя порадовать тем, что, похоже, это необходимо для твоего же блага. По крайней мере в данный момент.
— А дом?
— Серьезно пострадали гостиная и коридор, разрушена часть лестницы на первом этаже. Но дом не сгорел дотла.
— И что теперь?
— Покажи мне твой старый дом, — сказал он.
Я уставился на него.
— Зачем?
— Ну, дорогой, ты же рослый, светловолосый и вообще замечательный, так что я хочу знать о тебе все.
— Пошел ты к черту, — посоветовал я, устало отмахиваясь. — Глупая и бессмысленная идея.
— У тебя есть предложения получше? Этот город не из тех, что предлагают безграничные возможности для развлечений.
Я повел машину вдоль главной улицы, не в силах понять, что кажется мне более незнакомым — старое или новое. Наиболее заметно было то, что старый «Джейнс маркет» снесли, а на его месте построили небольшой «Холидей-Инн», с угловатой вывеской в современном стиле. Почему-то мне по-настоящему не хватает больших старых вывесок, и я не понимаю, отчего прямоугольники и линии считаются чем-то лучшим.
Когда мы оказались почти рядом, я поехал медленнее и наконец остановился на противоположной стороне. Прошло десять лет с тех пор, как я последний раз смотрел на этот дом, может быть, даже больше. Он выглядел почти так же, хотя за прошедшие годы его перекрасили и сменились окружавшие его деревья и кусты. На дорожке был припаркован автомобиль, а к стене были аккуратно прислонены три велосипеда.
Минуту спустя я заметил мелькнувшую за окном тень. Дом был всего лишь рядовой пригородной постройкой, но казался мне пряничным домиком из волшебной сказки. Я попытался вспомнить, когда последний раз был внутри. Казалось непостижимым, что мне ни разу не хотелось снова там побывать до того, как он перешел в чужие руки. Неужели я действительно не мог предположить, что однажды все может перемениться?
— Ты готов?
Я понял, что у меня слегка дрожат руки.
— Готов к чему?
— К тому, чтобы войти в дом.
— Я туда не пойду.
— Нет, пойдешь, — терпеливо проговорил он.
— Бобби, ты с ума сошел? Там сейчас живут совсем другие люди. И войти в этот дом я никак не могу.
— Послушай меня. Несколько лет назад умер мой отец. Меня это особо не расстроило — мы всю жизнь терпеть друг друга не могли. Но мне позвонила мать и попросила приехать на похороны. Я был занят и не приехал. Полгода спустя я понял, что веду себя несколько странно. Ничего такого, просто мне казалось, будто на меня постоянно что-то давит. Я испытывал беспокойство, когда для этого не было никаких причин. Что-то вроде приступов паники, так сказать. Как будто передо мной то и дело открывалась бездна.
Я не знал, что сказать. Он не смотрел в мою сторону, уставившись прямо в ветровое стекло.
— В конце концов я оказался по работе недалеко от дома и заехал навестить мать в Рошфоре. Наши с ней отношения тоже были не из лучших, но то, что я с ней увиделся, оказалось для меня хорошо. Может быть, «хорошо» не то слово. Полезно. Она изменилась, стала как будто меньше ростом. А по дороге из города я остановился у кладбища и немного постоял у могилы отца. Был солнечный день, и ни души вокруг. И прямо передо мной из земли появился его призрак и сказал: «Знаешь, Бобби, тут холодно».
Я вытаращился на него. Он негромко рассмеялся.
— Да нет, конечно, я не ощутил его присутствия, даже нисколько не примирился с тем, каким он был при жизни. Но с тех пор я больше не испытываю подобного беспокойства. Иногда я думаю о смерти, я более осторожен в своих поступках, и мне все чаще приходит в голову мысль в ближайшие годы уйти на покой. Но странности прошли, я снова ощутил твердую почву под ногами. — Он посмотрел на меня. — Смерть на самом деле — всего лишь мелочь жизни. Ты думаешь, что пытаешься защититься, — но на самом деле твоя жизнь дает небольшую трещину. И если их станет слишком много, все рассыплется в пыль, а ты станешь чувствовать себя словно голодный пес, бродящий по ночным улицам. А у тебя, друг мой, в последнее время таких трещин образовалось немало.
Я открыл дверцу и вышел из машины.
— Если мне разрешат.
— Разрешат, — ответил он. — Я подожду здесь.
Я остановился — видимо, подумав, что он пойдет со мной.
— Это твой дом, — сказал Бобби. — А если мы постучим в дверь вместе, тот, кто ее откроет, наверняка подумает, что ему предстоит стать главным героем в похоронном финале одного из эпизодов «Судебных детективов».
Я прошел по дорожке и постучал в дверь. Крыльцо было чистым и хорошо подметенным.
Передо мной появилась улыбающаяся женщина.
— Мистер Хопкинс? — сказала она.
После первого потрясения я все понял, и одновременно обругал и поблагодарил Бобби. Он заранее позвонил, притворившись мной, и подготовил необходимую почву. Интересно, подумал я, что бы он стал делать, если бы я отказался?
— Да, это я, — как ни в чем не бывало ответил я. — Вы уверены, что я вам не помешаю?
— Нет, что вы. — Она отошла в сторону, пропуская меня в дом. — Вам еще повезло, что вы меня застали. Боюсь, мне скоро снова придется уйти.
— Конечно, — сказал я. — Мне вполне хватит нескольких минут.
Женщина — среднего возраста и достаточно привлекательная для того, чтобы играть роль чьей-то матери в телепередаче, — спросила, не хочу ли я кофе. Я сперва отказался, но кофе был уже готов, и в конце концов проще было согласиться. Пока она наливала, я стоял в коридоре, оглядываясь по сторонам. Здесь все изменилось. Женщина, имени которой я не знал (а спросить не мог, поскольку в теории уже разговаривал с ней до этого), явно была знакома с искусством рисования по трафарету, и обои, разрисованные под керамику, выглядели, пожалуй, лучше, чем когда мы здесь жили.