— Две винтовки с восемью сотнями патронов, сорок обойм сорок пятого калибра, неважно какого типа, что подешевле. Два надежных бронежилета, один большого размера, один среднего.
— Ого, — все так же весело сказал он. — Собираетесь начать войну?
— Нет. Но у нас серьезная проблема с крысами.
Улыбка его исчезла, и я внезапно сообразил, что он смотрит на мою щеку. Я поднял руку и стер с нее кровь.
— Как видите, она начинает выходить из-под контроля.
На этот раз он уже не смеялся.
— Не знаю, смогу ли вам все это продать.
Я достал карточку «Голд Американ экспресс», и вскоре он снова начал улыбаться. Он вручную подсчитал стоимость покупок, сделав скидку на боеприпасы. Если покупаешь оптом восемьсот потенциальных смертей, это действительно вполне разумно.
Продавец назвал сумму, и я махнул рукой — мол, не имеет значения. Бросив взгляд в окно на Бобби, я увидел, что он снял пиджак и обматывает рану бинтом, который я купил по дороге в ветеринарном магазине вместе с английскими булавками и марлей. Лицо его то и дело искажала гримаса. Я снова обернулся, и как раз вовремя.
— Не стоит это делать, — сказал я, доставая пистолет и направляя его в грудь продавца.
Он застыл, не отводя от меня взгляда и держа руку в нескольких дюймах от телефона.
— Я правильно понимаю, что пару дней назад сюда приходил полицейский и сказал, чтобы вы не продавали ничего некоему Уорду Хопкинсу?
— Да, верно.
— Но вы ведь все равно это сделаете, правда?
— Нет, сэр. Не сделаю.
Я подошел ближе и поднял пистолет на уровень его головы, не ощущая ничего, кроме усталости и страха. Он покачал головой и снова потянулся к телефону.
— Я ничего вам не продам.
Телефон был старой модели и издал весьма необычный звук, когда в него попала пуля. Продавец испуганно отскочил назад.
— Продадите, — пояснил я. — Иначе я просто пристрелю вас и заберу то, что мне нужно. И жаловаться вам не на что, поскольку пистолет, который я сейчас держу, был куплен именно в этом магазине. Знаете, ведь именно для этого они и используются.
Продавец несколько мгновений не двигался с места, размышляя, в какую сторону прыгнуть. Я очень, очень надеялся, что он сделает то, о чем я его просил, поскольку я вовсе не собирался его убивать, и он, вероятно, тоже это знал.
А потом в его глазах мелькнула радость. Я обернулся и увидел молодого парня, направлявшегося к магазину. Он нес в руках пакет с сэндвичами, и на нем была такая же рубашка, как и на толстяке.
Я выругался, метнулся вперед и схватил столько коробок с патронами, сколько мог унести.
— От вас помощи не дождешься, — бросил я и выбежал за дверь, столкнувшись с парнем, который растянулся в луже.
Я прыгнул в машину, бросив коробки на колени Бобби.
— Неудачно получилось.
— Вижу, — кивнул Бобби, глядя на появившегося в дверях толстяка с большим ружьем.
Вдавив педаль, я отъехал задним ходом от магазина как раз в тот момент, когда первая пуля пролетела над крышей автомобиля. Парень поднялся на ноги и вбежал внутрь, оттолкнув толстяка в сторону. Нажав на тормоза, я развернул машину и выехал на дорогу. Еще одна пуля выбила заднее боковое стекло.
— Продавец в магазине знал мое имя.
Я резко свернул вправо, не имея никакой определенной цели, лишь стремясь побыстрее убраться из центра города.
— По крайней мере на один вопрос ответ мы получили — каким образом «соломенным людям» удалось столь быстро добраться до дома моих родителей после того, как я избил Чипа. Им вовсе незачем было сюда приезжать. У них в городе уже был Макгрегор.
— Сходится.
— И кое-что еще: Макгрегор и Сперлинг присутствовали на месте гибели моих родителей. Вот только, возможно, Макгрегор появился там несколько раньше.
— А теперь он снова в полицейском управлении Дайерсбурга, истекает кровью и тупо повторяет наши имена. Мы в глубокой заднице, Уорд, — очень глубокой. Что теперь будем делать?
Во всем городе оставался лишь один человек, который, возможно, хоть чем-то мог мне помочь. Я назвал его имя.
— Неплохо, — кивнул Бобби и поморщился, поудобнее устраиваясь на сиденье. — Учитывая, какой оборот приняло дело, адвокат бы нам явно не помешал.
Судя по адресу на карточке, которую дал мне после похорон Гарольд Дэвидс, его дом находился в другом конце города. В отличие от района, где жили мои родители, — холмистого, с извилистыми улицами — дома здесь были расположены правильными рядами вдоль аккуратной сети дорог.
Подъехав к дому, мы увидели свет: горела лампа над крыльцом и где-то в доме. Чуть дальше по улице стоял автомобиль, похожий на тот, в котором я видел Дэвидса раньше. Мы немного посидели в машине, проверяя, не следует ли кто за нами, а затем вышли.
Я нажал кнопку звонка. Ответа не последовало. Естественно.
— Черт, — сказал я. — И что теперь?
— Позвони ему, — ответил Бобби, глядя вдоль улицы.
Я достал мобильник и набрал номер конторы Дэвидса. Потом набрал домашний, на случай, если по вечерам он не отвечает на звонок в дверь или просто смотрит какое-нибудь шоу и не слышит. До нас донеслись звонки по крайней мере двух телефонов на разных этажах дома, но после восьми звонков включился автоответчик, сообщивший его рабочий номер, однако без какого-либо упоминания о сотовом.
— Мы не можем тут просто так стоять, — сказал я. — В таком районе кто-нибудь обязательно вызовет полицию.
Бобби повернул дверную ручку — заперто. Он полез в карман и достал небольшой инструмент. Я хотел было возразить, но не стал. Нам все равно некуда больше идти. Он едва успел вставить инструмент в замок, когда неожиданно изнутри послышался звук отпираемой двери. Мы отскочили назад.
Дверь приоткрылась на пять дюймов. Сквозь щель едва можно было различить лицо Гарольда Дэвидса.
— Гарольд, — сказал я.
— Уорд? Это вы?
Он приоткрыл дверь чуть шире. Вид у него был чертовски взволнованный.
— Господи, — сказал он. — Что с ним?
— В него стреляли, — ответил я.
— Стреляли, — осторожно повторил он. — Кто?
— Плохие парни, — сказал я. — Послушайте, я знаю, что вы имели в виду совсем другое, когда советовали обратиться к вам. Но у нас проблемы. И у меня никого больше не осталось.
— Уорд, я…
— Пожалуйста, — сказал я. — Если не ради меня — то ради отца.
Он долго смотрел на меня, затем отошел в сторону, пропуская нас в дом.
Его дом был намного меньше, чем дом моих родителей, но даже в одном лишь коридоре разнообразных вещей было раза в три больше. Репродукции, произведения местного искусства, книги на маленьком дубовом шкафчике, выглядевшем так, словно он был сделан именно для этой цели. Где-то играла классическая мелодия для фортепьяно.