— Нет. — Он улыбнулся.

Она поцеловала его.

— Ты добрый. Уверена, ты не смог бы причинить боль даже виртуальному кролику. Я не хочу, чтобы ты покупал ружье, Джон. Не хочу, чтобы мы жили в этой атмосфере страха, как будто в осаде. Нельзя забывать, почему мы сделали то, что сделали. Мы не совершили ничего дурного или ужасного. Нам нечего стыдиться, верно?

— Верно, — ответил Джон.

— Я боюсь. Каждый божий день с тех пор, как… с того дня, как мы узнали о смерти Детторе. Меня мучают кошмары, я просыпаюсь в холодном поту и не могу понять, где сон, а где реальность. Иногда, когда солнце светит, или когда птицы поют, или когда я просто слышу твое дыхание рядом, страх ненадолго уходит. Небо опять становится голубым, и наступает мир и покой. А потом все возвращается. И я думаю… думаю, что, может быть, к нашему дому уже подъезжает машина, а в ней сидят эти психи с оружием и ножами… И в душе у них даже нет ненависти, Джон! Они спокойны и уверены, они считают, что поступают правильно, что выполняют волю Господа! Тебя это не пугает?

— Я все время об этом думаю.

— Ты по-прежнему веришь, что человек должен взять верх над природой?

— Да. Пока еще ничто не заставило меня изменить мнение.

Наоми помолчала.

— Ты ведь любишь Люка и Фиби, так же как…

— Как?..

— Не важно.

Джон погладил ее по волосам.

— Конечно, я люблю их. Безмерно. Я даже не знал, что могу настолько…

— Если бы перед тобой стоял выбор, — перебила Наоми, — спасти меня или их, кого бы ты спас?

— Такого никогда не будет.

— Просто предположим. — В ее голосе послышалось нетерпение. — Если бы перед тобой все же стоял такой выбор — кого бы ты спас? Люка и Фиби или меня?

Джон немного подумал. Вопрос застал его врасплох.

— Кого? — настаивала Наоми.

— Тебя, — наконец ответил он. — Я бы спас тебя.

— Почему?

— Потому что, если что-то случится с ними, у нас еще могут быть дети. Но ты… никто не сможет заменить мне тебя.

Она снова поцеловала его.

— Это прекрасно — то, что ты так говоришь. Но ты действительно так считаешь?

— Да.

— Хорошо. Тогда скажи мне вот что. Если бы тебе нужно было спасти их или спастись самому — кого бы ты спас тогда?

— Их. — Джон ни на секунду не помедлил с ответом.

— Значит, ты правда их любишь, — с облегчением выговорила Наоми.

— Конечно! Почему ты сомневаешься?

— Просто иногда я… иногда я спрашиваю себя: если бы ты мог повернуть время вспять, то…

— Никогда. — Он пожал плечами. — Ну хорошо, я бы ни за что не стал давать то проклятое интервью. Но…

— Ты бы все равно отправился в клинику Детторе?

— Да. А ты?

— Да.

— Послушай, милая. На протяжении всей истории человечества люди, которые пытались изменить существующий взгляд на вещи, подвергались преследованиям. Некоторые из них были действительно не правы, но… если бы никто не пытался, мы бы никогда не достигли таких высот развития. Вполне возможно, мы бы вообще прекратили существование. Или по-прежнему жили в средневековье.

— А это не так? — переспросила Наоми. — Эти люди, Апостолы третьего тысячелетия… Они существуют, они верят в то, что имеют полное право убивать людей, и никто не может ничего с этим поделать. И мне все больше кажется, что то, что мы называем цивилизацией, — не более чем видимость, маска. И очень неудачная маска.

— Именно это мы и стараемся изменить. Ради этого мы и обратились к Детторе.

— Разве? Я думала, мы обратились к нему потому, что не хотели, чтобы наш ребенок умер в четыре года от наследственной болезни. Была какая-то другая причина? Ты что-то недоговариваешь?

— Нет. Абсолютно. Я сказал тебе все.

Она опять помолчала, потом неуверенно произнесла:

— Ведь ты бы сказал мне, правда, если бы…

— Если бы что?

— Если бы вы с Детторе договорились о чем-то еще?

— Что ты имеешь в виду — о чем еще?

— Я имею в виду все те «опции», которые он предлагал. Все те галочки. Я бы никогда не узнала, если бы вы приняли еще какие-то решения за моей спиной.

— Никогда, — сказал Джон. — Я бы никогда так не поступил. Никогда в жизни. Ты что, не доверяешь мне?

— Доверяю, конечно, доверяю. Дело в Детторе. Я все время смотрю на Люка и Фиби и думаю… думаю, что он сделал? Что у них там, внутри? Каких сюрпризов нам ожидать? Если бы только мы могли сделать анализы! Полностью расшифровать их геномы. Тогда мы, по крайней мере, знали бы.

— А если бы ты узнала что-то, что тебе не понравится, как бы поступила тогда?

Наоми ничего не сказала. Ответа у нее не было.

47

Там, внизу, в темной сточной канаве, есть только один свет, друзья мои. Его свет. Он указывает путь тем, кто готов следовать ему, а если ты выбираешь иной путь, твоя судьба решена.

Ты приговорен.

Горе тем, которые зло называют добром и добро — злом, тьму почитают светом, и свет — тьмою, горькое почитают сладким, и сладкое — горьким! (Ис., 5:20).

Вот они, ваши имена, друзья мои. Записаны на бумаге. И записаны в памяти моего компьютера. И записаны у меня в голове. Сегодня вы наслаждаетесь жизнью. Вы наслаждаетесь собственной исключительностью. Но приговор вам подписан, друзья мои. И не только здесь, на земле. Бойтесь не меня — я могу уничтожить ваши тела, но не ваши души. Бойтесь Бога, который испепелит ваши тела и отправит ваши души в ад.

Как вам нравится в аду, мистер и миссис О’Рурки и ваше сатанинское отродье, Джексон и Челси? Вы еще не раскаялись в своих грехах? Не волнуйтесь, у вас впереди много времени. Целая вечность. Все, что происходит в этом мире, происходит тогда, когда назначит Господь. Господь призвал вас первыми, мистер и миссис О’Рурки. Скоро за вами последуют и остальные.

Апостол сидел на жестком деревянном стуле в своей монастырской келье и смотрел в окно, на возделанный огород. Тонкие зеленые ростки только начали появляться из-под земли. Он посадил помидоры, брокколи, кабачки, салат и картофель. Настоящие овощи. Не то дерьмо, что продается в супермаркетах. Или растет на полях за монастырским садом. Поля, где растет настоящая пшеница, отличаются от тех, что засеяны Сатаной. Их видно сразу. Настоящая пшеница сияет, словно золото, потому что эти колосья благословил Господь. Генетически модифицированная имеет грязно-коричневый цвет. Она растет в вечной тени, стыдясь самой себя.

Резкий повторяющийся звук нарушил утреннюю тишину. Призыв на полуденную молитву. Он послушно встал и накрыл голову черным покрывалом.