Мы с ним ждали. Вот в окне на первом этаже загорелся свет. Констебль о чем-то поговорил по рации. Я изнемогала от желания выбраться отсюда, из этой дурацкой машины, но понимала, что Таллок меня растерзает.
Эмма Бостон была беспардонной, наглой девицей, которая запросто могла испортить мне жизнь. Тем не менее она мне нравилась. И я совсем не хотела думать о том, что Таллок и Джосбери могли обнаружить в комнате наверху.
Какое-то оживление на лестнице. Сначала я увидела джинсы Джосбери, потом его всего целиком. В тусклом коридорном освещении я смогла рассмотреть и его, и Таллок. Лица у обоих были напряженные и озадаченные, но никак не шокированные.
— Она там? — спросила я, прежде чем осознала, что выскочила из машины, нарушив приказ.
— Дверь взломана, — сказал Джосбери. — В квартире кто-то порылся. Но никаких следов Эммы там нет.
— По словам соседа, примерно в десять утра из квартиры донесся шум, но он не стал туда спускаться, — продолжила Таллок. — Ничего не видел. На помощь вроде бы никто не звал.
— Она же живет со своим парнем. Вы не заметили следов его пребывания?
Таллок покачала головой. Из дома вышел второй констебль, руку он держал на плече тощего соседа. Боковым зрением я зафиксировала какое-то движение и обернулась.
— Слава тебе, Господи, — только и вымолвила я.
Вот же он, такой знакомый лиловый ожог поперек бледного лица. В каких-то трех метрах от нас, у уличного фонаря, стояла Эмма Бостон. Вид она имела весьма сердитый, но сомневаться в том, что она жива, не приходилось.
— Сколько ты сегодня получила сообщений от Эммы Бостон? — спросила Таллок.
— Шесть, — с готовностью повторила я. — Первое пришло утром, остальные — с двухчасовыми интервалами. И с перерывом на обед.
Эмма, сидевшая в соседней комнате для допросов, уже сказала, что кто-то проник утром в ее квартиру и украл телефон. Сообщения слала не она, но делать из этого выводы я пока не спешила.
Эмма также подтвердила, что очки и туфля, которые я нашла в бассейне, принадлежат ей. Когда у нее спросили, почему она не сообщила в полицию, ответом послужил уничижительный взгляд. Еще одна жительница Лондона, которая давно утратила веру в органы правопорядка.
— Ты ей отвечала? — спросил Джосбери.
Я сказала, что отправляла короткие вежливые ответы.
— Шестое, значит, пришло в начале десятого вечера, да? — уточнила Таллок. — Когда мы как раз выехали?
— Да. В нем Эмма предлагала встретиться в Форест-Хилле.
— Если Бостон не врет, кто-то проник в ее квартиру и украл телефон, чтобы получить доступ к тебе, — сказал Джосбери, но я его проигнорировала. Было бы гораздо лучше, если бы он вышел. В его присутствии мой мозг переставал функционировать, а время для этого было самое неподходящее.
— Я ей потом перезвонила, но она не ответила и прислала еще одно сообщение. Дескать, не звони, просто приезжай. Я позвонила в диспетчерскую и поехала.
Таллок кивнула.
— И последнее ты получила уже внутри, да? Со словами «Спаси меня»?
— Значит, этот человек видел, как ты приехала, — заключил Джосбери. — Ты никого не заметила на улице? Ничего особенного не видела?
— Нет. Все было совершенно нормально. А потом я увидела очки на пожарной лестнице. И разбитое окно.
— Ты мне сказала, что слышала крики, — напомнил Джосбери. — Когда именно?
Я сделала глубокий вздох, задумалась.
— Когда поднялась до конца лестницы, — ответила я, глядя на столешницу прямо перед собой. — Откуда-то изнутри раздался звук, похожий на крик.
— Невнятный или ты различила слова?
Я покачала головой.
— Абсолютно невнятный. Никаких слов я не разобрала.
— Мужской или женский?
Господи, ну почему бы ему не сходить попить кофе? Еще один глубокий вздох.
— Не знаю, крик почти сразу прекратился. Кажется, все-таки женский.
— А какого возраста был человек, который кричал? Ребенок, взрослый, пенсионер?
Если я продолжу делать глубокие вздохи с такой периодичностью, начнется гипервентиляция.
— Не знаю. Может, кричали вообще не в этом здании. Может, это были дети на улице. Мне было страшно, и мысли путались в голове.
— Когда я тебя увидел, ты выглядела не просто напуганной — вне себя от страха. Неужели это из-за крикливых детишек?
Я развернулась так резко, что чуть не опрокинула стул.
— Хм, дай-ка подумаю. — Впервые за все это время я обращалась к Джосбери напрямую, глядя в глаза. — Восемь дней назад одну женщину зарезали насмерть. Она умерла у меня на руках. Может, из-за этого я такая пугливая стала?
Джосбери неприкрыто ликовал.
— От прошлого не убежишь, правда, Флинт? — Он лениво откинулся на спинку стула, с удовольствием наблюдая мой припадок. — От старых друзей ничего не слышно? — Он обернулся к Таллок: — Ты, кстати, знала, что твою новую любимицу когда-то поймали с наркотой и сделали официальное внушение?
— Между прочим, знала, — сказала Таллок. Мы оба на нее уставились: я — удивленно, Джосбери — хмуро. — Только не говори, что ты с таким раньше не сталкивался.
Поддержка Таллок добавила мне храбрости, которой теперь как раз хватило, чтобы выйти за рамки дозволенного.
— Что ты вообще тут делаешь, Джосбери? — спросила я. — Ты же к этому расследованию никакого отношения не имеешь.
— Ты, вообще-то, тоже, — процедил он сквозь зубы, — а все время оказываешься в эпицентре. Интересно почему? У меня к тебе еще один вопрос, Флинт. Где ты была сегодня утром, до половины одиннадцатого, перед тем как приехать на работу?
— Марк…
— Дома, — вклинилась я, перебивая Таллок. — Мне нужно было поговорить с хозяином квартиры. Сержант разрешил мне задержаться.
— И хозяин квартиры может это подтвердить?
— Он перенес встречу. А в чем, собственно, дело?
— Перестаньте…
— Пусть он уйдет, — сказала я Таллок. Брови у нее тут же взлетели к челке. — Или он уходит, или я зову адвоката.
Теперь Джосбери улыбался, и не обычной своей улыбочкой, а злобным оскалом.
— Тебе есть что скрывать? — хмыкнул он.
— Иди в жопу!
— Марк…
— Ладно, ладно. Потом пообщаемся.
Он встал и вразвалочку вышел из комнаты. Как только дверь притворилась, я закрыла лицо руками. Таллок молчала. Через пару секунд она, судя по звукам, встала и отошла в другой конец комнаты. Еще через пару секунд подала мне коробочку с бумажными салфетками. Я даже не заметила, что плачу.