Она еще раз посмотрела на Викторию и Кэти Луэлин, потом сняла очки и поднесла фотографию к самому носу. Я понимала, что за нами наблюдают из диспетчерской, — что ж, пускай смотрит, сколько нужно. Она снова покачала головой, и я заметила слезинки в уголках ее глаз.

— Это очень старые фотографии, — пояснила я. — Девушки сейчас гораздо старше, им обеим уже за двадцать. Не эта, точно? — Я указала на старшую.

— Не знаю. Вроде бы я ее где-то видела. — Эвадна посмотрела на меня, потом снова на фото. — Она была такая хорошенькая, прямо как вы. Такая симпатичная девчушка.

Лицо у меня до сих пор было распухшее и в лиловых синяках. «Симпатичной девчушкой» назвать меня было сложно, и я в который раз усомнилась, что от Эвадны Ричардсон будет прок в суде.

— Вы хорошо ее рассмотрели? — спросила я: протокол обязывал. — Может, у нее были шрамы?

Таллок велела проверить, вдруг наша медсестра окажется похожа на Эмму Бостон. Пока что у той было железное алиби, но Таллок не сдавалась.

Миссис Ричардсон, поразмыслив несколько секунд, покачала головой.

— Нет, шрамов не было. А вы думаете, это она? Мою Карен? Она же медсестра!

— Боюсь, на самом деле она работает кем-то другим, — призналась я.

Когда я вернулась в диспетчерскую, Таллок уже была там. Отрезанную голову Карен Кертис — а мы пока исходили из предположения, что это была она, — в доме не нашли. Никто пока не задавал очевидный вопрос вслух, но про себя им терзался каждый.

— Женщину в доме миссис Ричардсон убили между тридцатью шестью и сорока восемью часами назад, — сказала Таллок. — Если верить врачам. В понедельник, в полвосьмого вечера, она была еще жива, ее видела миссис Ричардсон. Похоже, убийство произошло вскоре после этого.

— Эта медсестра ее и убила, — уточнил Андерсон.

— Скорее всего. Убийца знала, что миссис Кертис проведывает мать по понедельникам, и пришла к той накануне в форме патронажной сестры. Миссис Ричардсон привыкла к медсестрам. Женщина вела себя дружелюбно и показала документы. Само собой, Эвадна ее пустила.

Я уселась на свободный стул.

— Как медсестра уходила, она не видела, — продолжала Таллок. — Только услышала, как захлопнулась дверь. Судя по всему, убийца осталась в доме и тихонько пробралась наверх.

— И стала ждать Карен Кертис, — сказал Андерсон.

Таллок кивнула.

— Через несколько часов миссис Ричардсон попрощалась с дочерью, но услышала, как та поднимается наверх. Обычно туда никто не ходил. Вскоре после этого кто-то опять спустился по лестнице, и она решила, что это уходит Карен. Но мы-то уже понимаем, что это был кто-то другой.

— В любом случае она знакома с этими семьями, — сказал Андерсон. — Она убедила Джеральдину Джонс поехать поздно вечером в Брендон-Эстейт. Она узнала, где живет Аманда Вестон и когда она будет дома одна. Возможно, она даже знала, что у той было несколько выходных подряд. Потом она пришла к Шарлотте Бенн, когда никого не было дома, а теперь выясняется, что она знала, где живет мать Карен Кертис и когда Карен ее навещает.

— Да, готовится наша девушка основательно. Ее можно понять, — заметила Таллок.

В комнату вошел Джосбери. Таллок приветствовала его сдержанной улыбкой.

— Главное сейчас — не паниковать, — продолжала она. — Мы знаем, кто может стать следующей жертвой. Эта женщина сейчас в безопасности. Если понадобится, мы сможем приставить к Жаки вооруженную охрану. К тому же времени еще вдоволь: Потрошитель отсиживался аж до десятого ноября. У нас есть шесть недель.

— Она не станет так долго ждать, — сказала я. — Потрошитель уже не имеет значения.

— В смысле? — удивилась Таллок, а с ней и все присутствующие.

— Если бы не вся эта заваруха с Потрошителем, если бы не все эти совпадения дат, письма, органы по всему городу и прочее, мы бы гораздо раньше догадались, что к чему. Кто-нибудь проследил бы связь еще на Аманде Вестон. А так весь Лондон стоял на ушах, разыскивая маньяка-имитатора, а она только того и добивалась. Это дало ей время убить Шарлотту и Карен. Отвлекающие маневры.

Никто ничего не сказал, но я понимала, что все со мной согласны.

— Она понимает, что мы уже раскусили ее. Более того, она это предвосхитила. До Жаки Гроувс она таки доберется, но как — остается лишь гадать.

— Кто же она, Флинт? — спросил Джосбери. — О ком ты говоришь?

Мне пришлось посмотреть ему в глаза.

— Одна из сестер Луэлин. Иначе быть не может.

Джосбери встал. На губах его играла слабая ухмылка.

— Повтори-ка.

— Что повторить?

— Фамилию.

— Луэлин, — повиновалась я, ловя на себе недоуменные взгляды.

— Интересное дело. Все произносят это имя, как оно пишется: Лу-э-лин.

— И? — Сердце в груди забилось чаще.

— А ты произносишь его с каким-то странным гортанным звуком. Как будто что-то клацает в горле. На валлийский манер.

Я смерила его долгим взглядом. Все внимание было приковано к нам.

— Я вообще-то из Шропшира родом. Если географию за последнее время не переписывали, то это графство на границе с Уэльсом.

— Ладно, уймитесь вы оба! — вмешалась Таллок. — Обеих девушек надо найти. Лэйси, у тебя задание — опрашивать бездомных. Если они приехали в Лондон без гроша за душой, то должны были хоть какое-то время бродяжничать. Флинт, ты меня вообще слушаешь?

Мы с Джосбери продолжали поедать друг друга глазами. Я заставила себя отвернуться и посмотреть на Таллок.

— Можешь взять с собой помощников, — продолжала Таллок. — Еще кому-то придется ехать в Кардифф.

— Они получили наследство, — напомнил Стеннинг. — Жить на улице было уже необязательно. Я думаю, они могут работать вместе. В тандеме.

— Не исключено, — согласилась Таллок. — В любом случае надо найти обеих.

— Кэти я уже нашел, — тихо произнес Джосбери.

Молчание.

— Что, прости?

— Час назад нашел. Сразу после обеда.

Таллок выглядела так, будто ей влепили пощечину.

— И какого черта ты молчал? Веди ее сюда немедленно!

— Боюсь, не получится.

— Почему?

Джосбери снова посмотрел на меня.

— Она умерла почти десять лет назад.

68

Таллок встала, отошла к окну и, опершись на подоконник, сделала глубокий вдох.

— Рассказывай.

— Я заподозрил что-то неладное, когда Нил сказал, что Виктория приехала за дедовым наследством, — начал Джосбери. — Если дед скончался, не оставив завещания, то деньги должны были поделить поровну между ближайшими родственниками. Виктории отдали бы одну половину, а вторую приберегли бы для Кэти.