Когда поступило заявление об исчезновении Ереминой, он, по обыкновению, сильно не напрягался. Молодая, красивая, пьющая, незамужняя – какого рожна ее искать? Протрезвеет, натешится очередным хахалем, да и вернется домой, никуда не денется. Уж сколько раз в его многолетней практике такое бывало. Однако когда Вику нашли задушенной на 75-м километре Савеловской дороги, Евгений взглянул на это дело другими глазами. В первую же неделю после обнаружения трупа он добросовестнейшим образом отрабатывал Савеловскую железную дорогу, разговаривал с милиционерами, прочесывал все электрички в поисках постоянных пассажиров, которые могли обратить внимание на броскую красавицу. Морозов по опыту знал, что люди, не пользующиеся пригородными электричками регулярно, не имеют обыкновения разглядывать соседей по вагону. Постоянные же пассажиры часто «шарят глазами» в поисках «своих», знакомых, жителей своего городка или поселка, чтобы скоротать время в пути за ничего не значащими разговорами.
Упорная кропотливая работа принесла некоторые результаты. Морозову удалось отыскать двоих мужчин, видевших в электричке Еремину в сопровождении каких-то «качков». Оба пассажира обратили на девушку внимание, потому что она и ее спутники заняли купе, в котором обычно ехали они сами.
Эти пассажиры были из Дмитрова, жили по соседству, работали в Москве на одном предприятии и в одну смену и уже много лет ездили в столицу и обратно одними и теми же поездами, почему-то обязательно во втором вагоне от головы электрички, во втором купе справа по ходу движения. Многолетние привычки порой оказываются сильнее любых резонов. Дошло до того, что они специально приезжали на вокзал загодя, чтобы занять свое место. Но в этот раз их опередили, и это было так непривычно, что поневоле запомнилось.
В дороге они исподтишка разглядывали непонятную компанию, вполголоса обсуждая, что общего может быть у такой красивой, холеной, дорого одетой девушки с надменным лицом и каким-то больным, обращенным внутрь себя взглядом с этими «качками» без признаков интеллекта на гладко выбритых лицах. «Качки» неоднократно пытались заговорить с ней, но красавица отвечала односложно или вообще отмалчивалась. Иногда девушка выходила в тамбур с сигаретой, и один из парней непременно ее сопровождал. Через полтора часа, покидая в Дмитрове электричку, друзья-пассажиры пришли к выводу, что девушка едет куда-то по делу, а «качки» – ее личная охрана.
Хотя непонятным оставался тот факт, что она едет в поезде. Если у нее хватает денег на охрану, то уж машина-то должна быть…
Итак, было установлено, что Вика Еремина в сопровождении трех молодых мужчин ехала в электропоезде Москва – Дубна в воскресенье, 24 октября.
Поезд отошел от станции Москва – Савеловская в 13.51, на платформу «75-й километр» прибыл в 15.34. Труп Вики нашли через неделю, время наступления смерти датировали 31 октября – 1 ноября. Нужно было установить, где же она находилась целую неделю.
Как раз в этот момент Морозову сообщили, что он включен в оперативную группу, возглавляемую Каменской. Он был далеко не новичком в деле построения отношений с людьми в нужном для себя ключе. Отношения с Настей не стали исключением. Евгений постарался сделать все, чтобы отбить у нее всякое желание общаться с ним, и это ему вполне удалось. Настя не обременяла его поручениями, и он мог свободно распоряжаться своим временем, чтобы работать по убийству Ереминой. Те же задания, которые ему давались, он выполнял тщательнейшим образом, только вот о результатах докладывал Насте весьма своеобразно. Нет, он не искажал полученную информацию, упаси Бог. Он просто недоговаривал, а то и вовсе скрывал ее, «отдавая» в Настино распоряжение лишь те сведения, которые не нужны были ему самому для разработки собственной версии. Она, например, так и не узнала, что Морозов нашел очевидцев Викиной поездки в электричке, установил точное время этой поездки и даже составил весьма подробные словесные портреты ее попутчиков. Официально считалось, что «отработка» маршрута ничего не дала.
Пока Настя вместе с Андреем Чернышевым опрашивала друзей и знакомых Вики Ереминой, пока разбиралась в сложных взаимоотношениях, связавших ее с Борисом Карташовым и с супругами Колобовыми, пока выясняла, кто и за что избил Василия Колобова, и делала массу других необходимых вещей, все это время капитан Морозов изучал поселки вокруг 75-го километра, показывал Викину фотографию, описывал внешность «качков» и пытался найти место, где могла бы жить Еремина в ту пресловутую неделю. И когда Насте удалось выяснить, что Вика каким-то образом попала на Савеловский вокзал и случилось это, скорее всего, в воскресенье, 24 октября, с момента поездки прошло столько времени, что отрабатывать маршрут повторно было бессмысленно. В это время Морозов уже нашел дом, где, по свидетельству жителей одного из поселков, жила девушка в обществе молодых людей. Девушку видели только один раз, когда она приехала. Больше она местным жителям на глаза не попадалась. Но зато Евгений познакомился с продавщицей из поселкового магазина, которая, как могла, припомнила, что и в каких количествах покупали временные жильцы «дяди-Пашиного» дома. По всему выходило, что было их никак не меньше троих, и среди них одна женщина.
Добрался Морозов и до дяди Паши, Костюкова Павла Ивановича, сдавшего дом на месяц. Сам он жил в соседней Яхроме, в семье дочери, нянчился с внуками, а дом с удовольствием сдавал в любое время года и на любой срок. Из разговора с хозяином дома выходило, что ни один из «качков», ехавших с Викой в поезде и затем живших вместе с ней в поселке Озерки, не был тем человеком, который договаривался о сдаче дома внаем. Тот, по словам Павла Ивановича, был человеком солидным, лет около пятидесяти (может, чуть моложе, но уж точно «за сорок»), вызывающим доверие. За дом заплатил вперед и не торговался, хотя хитрый дед сразу заломил непомерную цену, чтобы потом, когда, поторговавшись, он делал солидную уступку, у нового жильца возникало чувство, что он все-таки добился своего и выгадал на арендной плате.
Как добраться до загадочного арендатора, Морозов не знал.
Документов Костюков, у своих жильцов не спрашивал, если они платили вперед. Конечно, это было нарушением, но в местной милиции Павла Ивановича хорошо знали и смотрели на непрописанных жильцов сквозь пальцы, тем более что в летнее время старик все делал строго по закону. Но осенью, когда дороги развезло, ехать из Яхромы на 75-й километр, чтобы оформить жильцов по всем правилам, ему ой как не хотелось. Однако все свои дела, связанные с домом, Костюков непременно фиксировал в толстой школьной тетрадке, из которой и узнал Морозов, что договор о сдаче дома в Озерках сроком на 1 месяц с 24 октября, воскресенье, по 23 ноября, вторник, был заключен в субботу вечером, 23 октября.
А дальше Евгений положился на удачу и очертя голову ринулся прочесывать автомобильную трассу, соединяющую Москву и Яхрому. Он надеялся на то, что человек, снявший дом Костюкова, приехал на машине. В этом случае надежда, хоть и слабая, но была бы. Если же он прикатил в Яхрому на электричке, тогда пиши пропало. Всю неделю, пока Каменская была за границей, он, проклиная мокрый снег, ветер, хлюпающую грязь под ногами и непроходящий насморк, метр за метром шел по Дмитровскому шоссе, останавливаясь у каждого поста ГАИ с одним-единственным вопросом: о водителях, задержанных за нарушения или остановленных для проверки в субботу, 23 октября.