Лоуэлл опять вплотную приближает к нему свое прекрасное лицо.
— Они поймут, что орган изъят из живого тела. И найдут следы препаратов, которые я ввела в твой организм.
— Для тебя это очень важно, правда? Важно знать, что они знают, что ты со мной делаешь?
— Да!
— Почему?
— Пусть знают, что я причиняю тебе боль. Пусть знают и разыскивают, и все равно не смогут найти. А после я убью тебя. — Греттен мягко, как мать ребенку, кладет ладонь ему на лоб, словно проверяя, не горячий ли. — Но мне не хочется отдавать им тебя, милый. Пожалуй, я так и оставлю их в неведении. Мне нравится время от времени задавать неразрешимые задачки. Жизнь не должна быть слишком обыденной и скучной.
Шеридану неоднократно приходилось под дождем опускаться на корточки перед очередным трупом — множество смертей повидал он на своем веку. И всякий раз спрашивал себя: сколько же еще людей пали жертвами маньяка? Полиция может потратить долгие годы на установление связи между разрозненными убийствами. Арчи посвятил этому десять лет своей жизни. Десять лет искал он ответы на два вопроса: «Кто убийца?» и «Сколько жертв на его счету?» Теперь детектив знает ответ на первый вопрос, но что-то ему подсказывает: ответь он на второй вопрос, в душе сразу захлопнется неведомая дверца, и тогда разорвется связь с той личностью, какой Арчи Шеридан ощущал себя всю предшествующую жизнь. Казалось, чем откровеннее становилась с ним Греттен Лоуэлл, тем больше он запутывался в ее сетях.
Терпение садистки иссякает.
— Ну, спроси же меня, сколько человек я убила! Хочу сделать тебе признание.
Забывшись, он хочет вздохнуть и морщится от боли, причиненной сокращением межреберных мышц. Греттен ждет, на ее лице написано радостное предвкушение. Она похожа на капризную девочку, привыкшую, чтобы ей потакали. Видимо, это единственный способ, каким от нее можно сегодня избавиться.
— Сколько человек ты убила, Греттен?
— Ты будешь ровно двухсотым!
Арчи тяжело сглатывает. Ни хрена себе, думает он. Ну ни хрена себе!
— Это большое достижение, — произносит он вслух.
— Правда, часть из них убили мои любовники. Но они всегда делали это по моему приказанию и выбору. Так что, мне кажется, я имею право занести их на свой счет, как думаешь?
— Думаю, что имеешь.
— Тебе больно? — Ее лицо светится счастьем.
Шеридан кивает.
— Расскажи, что ты чувствуешь!
Он рассказывает, зная, что доставляет ей удовлетворение. А получив удовлетворение, Лоуэлл, возможно, хоть ненадолго оставит его в покое. Разрешит передохнуть. А когда похитительница разрешает передохнуть, пленник получает свои таблетки.
— Не могу вдохнуть. Хочу вдохнуть, а в груди все будто обрывается и печет.
— Как это — печет? — переспрашивает Греттен с сияющими глазами.
Арчи подыскивает слова:
— Словно колючей проволокой дерет. Будто мои легкие обмотаны колючей проволокой, и когда я делаю вдох, колючки впиваются в плоть.
— А шрам болит?
— В нем ощущается неприятное биение. Болит, но по-другому. Вроде бы жжет. Если не двигаться, терпеть можно. И голова болит, особенно где-то в области глаз. В том месте, где ты воткнула в меня скальпель, похоже, возникла инфекция. И кожа чешется. По всему телу. А еще, кажется, руки затекли. Я их не чувствую.
— Хочешь получить свое лекарство от всех болей?
Арчи невольно улыбается, предвкушая щекочущую волну медикаментозного тумана. Даже слюнки потекли.
— Да.
— По максимуму?
— Нет. Не хочу галлюцинаций. Начинает мерещиться моя жизнь, Дебби, как меня ищут…
— Тогда только амфетамин и кодеин?
— Да.
— Добавить таблетку кодеина?
— Да. — Арчи сглатывает слюну.
— А ты меня попроси об этом!
— Можно мне лишнюю таблетку кодеина?
Греттен улыбается.
— Можно.
Она подходит к столу возле стены, отсыпает из пузырьков нужное количество таблеток и возвращается со стаканом воды. Кладет одну таблетку за другой в рот Шеридана, дает запить и даже не проверяет, проглотил ли. В этом нет необходимости.
Транквилизаторы подействуют через пятнадцать минут, и на это время Арчи пытается абстрагироваться от собственного тела. Греттен садится на стул рядом с кроватью, складывает руки на коленях, как послушная девочка, и наблюдает.
— Почему ты решила стать психиатром? — Шеридан «оживает» после долгого молчания.
— Я не психиатр. Просто начиталась книжек.
— Но у тебя же есть медицинское образование?
— Работала в больнице, медсестрой приемного отделения. — Улыбается. — Но из меня получился бы великолепный врач, как думаешь?
— Я, наверное, не смогу ответить на этот вопрос объективно.
Оба замолкают, но у Греттен язык чешется.
— Хочешь узнать о грязной семейке, в которой я росла? — спрашивает она. — Как меня били, насиловали в детстве?
Арчи отрицательно мотает головой.
— Нет, — говорит он глухим голосом, медленно ворочая языком. — Не сейчас.
Лицо начинает покалывать, затем приятное зудение растекается по всему телу. Просто оставайся здесь, в подвале, приказывает он себе. Не думай о Дебби. Не думай о детях. Вообще не думай. Просто лежи.
Греттен смотрит изучающим взглядом. Протягивает руку и дотрагивается до его лица. Шеридан уже знает, что это ласковое прикосновение предвещает очередную жестокую пытку.
— Я хочу тебя убить, Арчи, — произносит Греттен тихим, добрым, безмятежным голосом. — Мечтала об этом долгие годы. И воображала, как это сделаю.
Лоуэлл нежно проводит кончиком пальца по мочке его уха. Ему это приятно. Дыхание становится ровнее по мере того, как кодеин снимает боль переломанных костей, разорванных тканей.
— Ну так убей.
— Хочу воспользоваться жидкостью для промывки сточных труб, — говорит она, будто делится соображениями относительно того, какое вино поставить на праздничный стол. — Прежде я всегда давала им выпить большое количество, и смерть наступала очень быстро. — На ее лице написано радостное возбуждение. — Но с тобой хочу проделать это медленно. Хочу понаблюдать, как ты агонизируешь. Будешь пить гадость понемногу. Одну столовую ложку в день. Мне интересно, на сколько тебя хватит, как проявится воздействие отравы на организм. Хочу растянуть удовольствие.
Арчи выдерживает ее взгляд и думает: сколько же изуверского дерьма в такой на вид добропорядочной и очень красивой женщине!
— Ждешь моего благословения? — язвит он.