Борис закрыл тетрадь, грузно поднялся из-за стола и отправился на свою раскладушку. Матвей проводил его взглядом и повторил:
– Что здесь происходит?
– Ничего, – тихо ответил Вадим. – Просто… не спится. Ночь такая… странная.
Матвей с интересом посмотрел на него, потом на раскладушку, приготовился что-то спросить, как вдруг заметил распечатанную картонную коробку на полу. Он подошел к письменному столу и, протянув руку к разложенным там вещам, задержал ее на миг, словно опасаясь так быстро получить подтверждение своим догадкам. Но через мгновение он уже рассматривал пилочку и тетрадь в клеенчатом переплете.
– Что это? – спросил он, кинув быстрый взгляд на Бориса. – Знакомые вещицы…
– Это архив отца, – ответил Вадим и поежился, будто в комнате повеяло сыростью.
Матвей взвесил на ладони тетрадь и, скрывая растущее раздражение, проговорил нарочито небрежно:
– Узнаю… Он писал в ней будущее… Всю свою жизнь он был в этом уверен.
Борис лежал на раскладушке, не шевелясь и устремив глаза в потолок.
– Всю свою жизнь, – продолжал Матвей, повышая голос, чтобы Борис не пропустил ни одного обидного слова. – Он считал себя великим писателем. А стал… убийцей.
– Дядя Матвей, – перебил Вадим, морщась, словно от тесной обуви. – Не надо…
Борис отвернулся к стене. Его душили слезы.
– Последняя его фантазия, – не унимался Матвей, – роман под названием «Отель N». Про сына Вадима, про таинственную старуху, про сокровища и про то, как встретятся его собственные родители. Очередной роман про будущее. Как всегда – с трагичным финалом.
– Никто не знает, – тихо сказал Вадим, – какая у нашего будущего последняя глава.В коридоре Матвей столкнулся с женой. Та стояла босыми ногами на холодном линолеуме и с тревогой ждала, когда он выйдет из комнаты.
– Ты что? – нахмурился он. – Иди спать…
– Матвей, – пронзительно зашептала женщина, – собака выла… Это не к добру.
– Не к добру, – согласился тот. – Это – к смерти…
– К чьей смерти? – выдохнула Наташа, чуть отступив от ужаса.
Вместо ответа Матвей кивнул в сторону комнаты, где Вадим успокаивал отца.
– Значит, ты все-таки решился? – с жаром прошептала женщина. Она ухватила мужа за руку и задрожала от неведомого возбуждения. Матвей ободряюще обнял ее за плечи:
– Его время вышло, родная… Последняя глава его жизни подошла к концу. Все эти годы я терпел его присутствие, кормил его и поил, как иждивенца, и никогда ни словом не попрекнул. Свою роль он выполнил. Теперь мне надо выполнить свою. Он стал… лишним. И прежде всего – самому себе.
– Ты же сам говорил: Вадька его любит, – вздохнула Наталья Владимировна, – И будет страдать от такой потери.
Матвей помедлил, что-то обдумывая.
– Я все сделаю завтра вечером, – наконец произнес он, делая паузы между словами. – Когда Вадима не будет дома. Мальчик уезжает в командировку и вернется только через четыре дня. Мы за это время успеем все. Даже похоронить.
– Но ты же не убийца, – с сомнением прошептала женщина. – Ты – врач!
– Да, я – врач, – согласился Матвей. – Поэтому я знаю, как все сделать быстро и безболезненно. Уверяю тебя: он не будет мучиться. Он даже ничего не почувствует. Всего один укольчик…На следующий день Вадим действительно собрался уезжать.
– Мне написали, что в Ленинградском историческом музее есть вакансия, – пояснил он. – Если она еще не занята – попробую устроиться на работу по специальности. В Москве это практически невозможно. Здесь все давно уже сменили профессии.
Борис подошел вплотную к сыну, взял его за плечи, посмотрел ему в глаза долгим взглядом и притянул в свои объятия:
– Прощай, мой мальчик. Береги себя. Не позволяй никому говорить обо мне плохо. Даже после моей смерти.
– У меня есть обратный билет, – поспешно добавил Вадим. – Вернусь через четыре дня. Со щитом или на щите. Так что надолго не прощаемся.
Он потрепал по загривку печального Пунша, обвел взглядом комнату, перекинул через плечо дорожную сумку и вышел.
– Подожди! – крикнул в отчаянии Борис. Он цеплялся за последние мгновения, понимая, что больше никогда не увидит сына. – Подожди! Я тебя провожу!
Когда за ним захлопнулась входная дверь, в коридоре появилась тетя Наташа. Она некоторое время постояла в прихожей, прислушиваясь к звукам на лестничной клетке, потом осторожно открыла дверь в комнату и засеменила прямиком к письменному столу Вадима. Пунш поднял голову и глухо зарычал.
– Это я, старый, – преувеличенно бодро сказала она псу. – Не рычи. Сейчас приберусь маленько – и уйду. Ты что, забыл? Я – почтальон.
Пунш внимательно наблюдал, как она перебирала бумаги на столе, выравнивала в стопки книги и папки, раскладывала пасьянсом конверты и письма.
Вдруг она замешкалась и притихла, вчитываясь в неровные, узкие буквы на одном из бумажных пакетов. Пунш приподнялся и сел, словно почуяв недоброе. В его подслеповатых глазах отразился сияющий квадрат окна, перечеркнутый пополам тяжелой тенью Натальи Владимировны.
Женщина держала в руках пухлый конверт, еще и еще раз перечитывая короткий адрес: « В межрайонную прокуратуру… ».
Она подняла голову, пошевелила губами, словно повторяя про себя урок, бросила короткий, опасливый взгляд на Пунша и быстро спрятала конверт в карман фартука.Вечером того же дня Матвей был серьезен и немногословен. Он вернулся с работы раньше обычного с плоским маленьким кейсом, похожим на те, что держат в банковских ячейках.
Пока Наталья Владимировна хлопотала на кухне, он трижды заходил в комнату Вадима и долго стоял в дверях, устремив печальный взгляд на того, с кем прожил столько долгих лет и кого считал сегодня никому не нужным и даже опасным.
Борис лежал на своей старой раскладушке и тоже смотрел с грустью и тоской куда-то сквозь стены и сквозь годы, туда, где свернулась холодной змеей его юность, где родились его страхи и муки, где зажглась черными солнцами его первая и единственная любовь.
Перед тем как выключить свет в пустой комнате и устроиться спать на своей скрипучей раскладушке, он на цыпочках подошел к стене, снял заветную фотографию и спрятал ее под подушку.
В час ночи на кухне Матвей раскрыл свой маленький чемоданчик и извлек из него шприц и две ампулы с неизвестным веществом белого цвета. Наталья Владимировна внимательно наблюдала за манипуляциями мужа. Он ловко распаковал иглу, встряхнул ампулу и, сделав на ней надрез, отломил головку. Наполнив шприц до половины странным веществом, Матвей проделал ту же операцию со второй ампулой.
– Я вся дрожу, – прошептала тетя Наташа. – Никогда не присутствовала при… убийстве.
Муж посмотрел на нее укоризненно.
– Это не убийство. Это – вынужденная мера. Гуманный акт, если хочешь… – Он выдавил из шприца лишний воздух, так, что с кончика иглы прыснула тонкая струйка, и решительно встал. – Пора…