– Такова наша версия, – улыбнулся католик Басеску.
– Ничего подобного! Власть в любом ее олицетворении, вплоть до шелудивого стражника с грязными ногами, вселяла в Иисуса панический, животный ужас. Так дети боятся полицейского. Это, видимо, комплекс провинциала.
– Вы никогда не жили в столице?
– Доктор, – упрекнул я Басеску, – вы мне осточертели. А что, если ваша теория неверна и то, что я рассказываю, не имеет ко мне ни малейшего отношения?
– Это решу я, – улыбнулся мой мальчик, – а вы говорите, прошу вас. И будьте поосторожнее, иначе я вам еще два укола поставлю.
– Хорошо, – он умел сводить все к шуткам, – я попытаюсь доказать вам свои утверждения. Как известно, Иисус часто странствовал. Видите ли, в те времена житель какого-нибудь местечка не мог вот так запросто взять и направиться в Иерусалим, чтобы там гулять себе где вздумается и говорить что в нечесаную голову придет. Если ты выходил из местечка, староста давал тебе сопроводительное письмо, где было указано, куда, зачем и на какой срок ты отправляешься. У Галилеянина, само собой, таких писем никогда не было…
– Их отсутствие не доказано, – возразил доктор, но тут же добавил: – Справедливости ради скажу, что и наличие их не доказано также.
– Вы, люди, просто об этом не задумывались, – скривил я губы, – то есть, простите, мы. Стоит лишь намекнуть об этой проблеме богословам, как они немедля найдут доказательства того, что у Иисуса был целый ворох рекомендательных писем и разрешений.
– Из вас бы получился блестящий богослов.
– Отнюдь, мои доводы корявы.
– Но сила убеждения идет из нутра.
– Я презираю вашего Бога.
– Павел презирал нашего Бога, но этот Бог открылся и ему.
Сейчас, глядя, как Прометеус усаживается напротив меня за длинным столом, уставленным едой и выпивкой – когда-то на этом месте сидел Агасфер, и я тогда здорово набрался, – я с улыбкой вспоминаю Басеску. Он действительно сумел меня разговорить. Сумеет ли это сделать Прометеус? Впрочем, нет. Долго мучить его я не буду. Этот странного вида молдаванин с почему-то оранжевой сумкой, которая меня смущает – к новым идеям легко привьгкнуть, к новым вещам – нет, – должен покончить со всем этим.
В 1345 году я получил от нарочного письмо моего кузена, Штефана Великого. Он занимался в Молдавии тем же, чем и я в Трансильвании. Нещадно уничтожал бояр, пытался отбиться от турок с поляками и строил монастыри. В общем, правил. И вот после очередного разгрома турок он присылает мне пакет, в котором была запечатана ведовская карта мира. Уже разворачивая ее, я знал, что там будет. Так и есть. Молдавия и Трансильвания оказались зачарованными местами. Не повезло не только странам, но и нам, их правителям. Я остался вечен. Штефан был обречен всю загробную жизнь наблюдать за тем, что произошло с его образцовой, по тем временам, страной.
И вот явился герой – и заклятие спадет. После этого все мы – бессмертные, герои и боги – успокоимся и перестанем быть. Что ж, мы, кажется, это заслужили. Я размышляю, с чего бы начать разговор с Прометеусом – малый слишком умен, чтобы поверить в то, что я румынский промышленник, а он – кандидат на вакантное место, – и щелкаю пальцами. Из-за занавеса с приборами появляется мой новый слуга. Бывший доктор Басеску ставит перед нами тарелки и, поклонившись, удаляется…
Прометеус стал избранным не случайно. По какой-то ошибке генетики на свет явилось существо – я говорю о нем же – с душой героя и телом человека. Проще говоря, все мы – мертвецы, механические куклы, он же – живая плоть, наделенная нашими сверхъестественными качествами.
Как бы объяснить ему это? Я кладу руки на стол, сцепляю их в замок и упираюсь лбом в кисти…
– Мне кажется, – до приезда Прометеуса еще месяц, и доктор Басеску все еще мой добрый друг, – вы преувеличивали страх, который испытывал Иисус перед властью.
– Вам так не кажется, – бросаю я, – но вы желаете получить от меня новую порцию откровений?
– Не скрою, – Басеску смеется и вводит мне в вену иглу капельницы, – вы проницательны. Сожмите кулак. Вот так. Ваши вены плохо проступают.
– Они боятся. Иисус тоже боялся. И страх этот проявлялся в Его страусиных ответах, на которые пытались подловить этого омерзительного бродягу умные люди. Они дают Ему монету с портретом Кесаря и задают четкий вопрос, а Он несет что-то про Божье и земное. Добряки усматривают здесь страсть к аллегориям. Вы добряк, доктор?
– Увы, да.
– А я, увы, нет. Я четко и беспощадно вижу суть. Он просто испугался. Испугался идти до конца, испугался доигрывать роль сына Божьего, поборника социальной справедливости на земле, испугался принять Свой крест, выпить чашу. Спрятал покрасневшую физиономию под полой плаща. Он просто испугался, мать вашу!
– Не дергайте рукой!
– А, ерунда. Ничего страшного. Еще Он испугался на допросе, когда стража прямо спросила Его. Ты – Сын Божий? Он же, зная, что утвердительный ответ приведет его к казни, отвечал: не скажу, мол, потому что если и отвечу «да» – все равно не поверите. Трусливое создание, не правда ли?
– Мудрость и иносказание.
– Трусость. Рано или поздно, но каждый из нас встает перед выбором. По какую сторону баррикад встать. Вы могли сколь угодно не любить коммунистов, но в тридцатых годах были обязаны ехать в Испанию, защищать республику. Впрочем, это уже совсем другая история.
– Вернемся к допросу.
– Вернемся к допросу. Когда они сказали: итак, ты – Сын Божий, – он и тогда не нашел в себе смелости подтвердить это, хоть вопил об этом на каждом углу раньше. Ответил: вы сами так сказали. В этом – весь Он. Уже ясно, что расплаты не миновать, понятно, что все равно казнят, а Он все оттягивает и медлит, все на что-то надеется. Кстати, обратили ли вы внимание, как часто в Евангелиях описывается, как Он прячет лицо?
– Написано не «прячет», а – «укрывает».
– Стыдливая маскировка. Прячет. Так вот, Он это делал вовсе не потому, что желал пусть хоть такого, кастрированного уединения. И не потому, что взгляды людей надоедали Ему. Все дело в том, что Он краснел, когда совсем уж завирался и видел, что поставил себя в идиотское положение!
– Вы чересчур увлекаетесь, – сухо одернул Басеску, – и порой ваши не лишенные остроумия рассуждения становятся банальной жвачкой атеистических книг из серии «Советский народ против религии».
– Наподобие тех, – я почувствовал себя виноватым, – что печатались при Чаушеску?
– Вот именно. Кстати, чем вы занимались при Чаушеску?
– Путешествовал.
– У простых румын не было такой возможности.
– Считайте меня непростым румыном.
– Вы сотрудничали с «Сигуранцей»?
– С кем я только не сотрудничал, доктор. Вас это смущает?
– Нисколько. В стране каждый второй доносил в спецслужбы.