– Она умоляла пощадить ее ради малолетних детей! – словно себе в обвинение сказал я. – Кричала, что они умрут от голода. Ей необходимо зарабатывать им на хлеб…
– У тех бойцов, которые погибли от ее выстрела, тоже были дети! Ты правильно сделал, когда выдернул из гранаты чеку, сунул ей за пазуху, а потом схватил за шиворот и сбросил с крыши.
Услышав звон лопат и шум падающей в могилу земли, Павел Егорович насторожился и нехотя оглянулся назад.
– Мне тоже пора! – озадаченно произнес он. – Нужно помочь мужикам…
Водитель «Вольво» вставил ключ в замок зажигания и запустил двигатель.
– Куда теперь? – спросил он, стремительно трогаясь с места.
– В центр Мурманска. Но сначала заедем на «Больничный городок». Мне нужно зайти в областной морг…
– Если пожелаете, можем остановиться в Коле. Прямо на площади неплохое кафе. Вам не помешает немного выпить! За упокой души…
– Обязательно помяну усопшую, – отрешенно ответил я. – Но перед тем как последовать твоему совету, сначала выпью на поминках ее врагов.
Почему-то именно таким я и представлял себе патологоанатома. Это был опрятный, крепкий на вид, совершенно не претенциозный, умудренный жизненным опытом человек, семидесятилетний, или около того, седовласый, с большой залысиной на лбу. На его крупном мясистом носу болтались очки в обычной пластмассовой оправе, что указывало на его скромную зарплату. Однако его добропорядочность, вне всякого сомнения, не зависела от суммы доходов.
– Итак, уважаемый Михаил Николаевич, если я не ошибаюсь, то вы склонны подозревать, что вашу знакомую убили? Отсюда я могу сделать вывод, что результаты вскрытия вам неизвестны… – сказал он, продолжая заниматься приготовлением кофе, положив в чашку два кусочка сахара.
Мне показалось, что вести разговор на подобную тему он мог бы где угодно и когда угодно. Во всяком случае не каждый человек способен, надкусывая печенье, спокойно рассуждать о покойнице. Еще хорошо, что он собирался пить этот благородный напиток в отдельном кабинете, а не среди окровавленных щипцов, крючков и прочих изощренных инструментов. Я так и не ответил на его вопрос, но возможно, что мой отрешенный взгляд сказал ему о многом.
– Понятно! Значит, пока вам ничего не известно?
– Нет…
– Назовите ее данные. Фамилию, имя…
Патологоанатом взял ручку и приготовился записывать.
– Шувалова Оксана Вениаминовна, – продиктовал я.
– Похороны были вчера?
– Сегодня. В начале одиннадцатого…
– Сейчас я уже вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь, а завтра с утра ознакомлюсь с протоколом.
– Вам разрешат?
Я сразу сообразил, что сморозил чепуху.
– Разрешат, Михаил Николаевич! Можете не сомневаться.
– С вашего позволения я бы тоже хотел взглянуть на эти документы…
– Что-либо понимаете в аутопсии?
– Впервые слышу… Вернее… Что-то связанное со вскрытием трупов?
– Вам известно, как проводят гистологические исследования?
– Нет.
– А бактериологические?
– Нет.
– Что-нибудь слышали о серологическом исследовании?
Я понял, что попал в неловкое положение.
– Простите, доктор, вы абсолютно правы. В медицине полный профан, – пристыженно произнес я. – Нет смысла самому влезать в эти дебри. Я все равно ничего не разберу.
– А я в этом и не сомневался, но если есть желание, то могу сводить на экскурсию и продемонстрировать, как путем рассечения реберных хрящей вскрывают грудную полость.
– Нет. Что угодно, только не это! Я не имею ни малейшего желания наблюдать за тем, как потрошат покойников.
Мы посмотрели друг другу в глаза.
– У меня нет оснований не доверять вам.
– А я, в свою очередь, обещаю помочь и сделаю, что смогу, – простодушно ответил патологоанатом. – Но заранее предупреждаю, что диагноз может быть совершенно неожиданным.
– Я хочу знать правду, какой бы горькой она ни была.
– В таком случае до свиданья! Приходите завтра. Лучше где-нибудь после обеда. Часа в три вас устроит?
– Безусловно. Обязательно подойду именно к этому времени…
Я крепко пожал ему руку, но не успел пройти и трех шагов, как доктор поспешно меня окликнул.
– Как вы назвали ее фамилию? – задумчиво спросил он.
– Шувалова Оксана Вениаминовна.
– Шувалова Оксана… Да, да… Кажется, припоминаю…
Он хлопнул себя по лбу.
– Ну, конечно же, это та самая женщина! Как я мог запамятовать? Склероз проклятущий…
Подойдя вплотную ко мне, он по-дружески взял меня под руку.
– Простите, голубчик, старика за рассеянность. Вам больше не нужно сюда приходить. Я вспомнил! У нее не было следов насильственной смерти и никакого отравления тоже не было. Может показаться странным, но она умерла от истощения организма…
Я недоверчиво и с изумлением посмотрел на него. Мне даже показалось, что старик выжил из ума и эти слова вырвались у него гораздо раньше, чем он их осознал.
– Что угодно, только не это! – воспротивился я. – Извините доктор, но вы явно ее с кем-то спутали. Еще во времена социалистического застоя, когда продукты были по талонам, у нее дома стояло два холодильника, и оба были забиты до отказа. Ей привозили свежих кур непосредственно с птицефабрики. Мясо и колбасные изделия никогда не переводились. Ее старых запасов, наверное, хватит еще на несколько лет… А вы, доктор, пытаетесь убедить меня в том, что она умерла от истощения организма… К вашему сведению, последние годы она была директором собственного магазина. Заметьте, не простой лавки, торгующей хозяйственным мылом и различными шампунями, а самым настоящим продуктовым магазином.
– Если я начну терпеливо объяснять суть танатологического учения, то для вас это все равно будет пустая болтовня. Вы ничего не поймете. Будет гораздо лучше, если вы побеседуете с ее родственниками. Около месяца она упорно отказывалась от приема пищи. Часто теряла сознание или находилась в полуобморочном состоянии. И никто… Слышите? Никто и ни разу даже не удосужился вызвать врача! Вернее, вызвали… Посторонние люди! Но было уже слишком поздно…
Я понял, что был не прав, и тут же попросил прощения за неосторожную вспыльчивость.
– В свою очередь, тоже прошу меня извинить, но есть один вопрос, касающийся вашего возраста, – загадочно произнес доктор.
– Мне почти столько же лет, как покойной. Мы друзья детства.
– Я так и предполагал. Не обижайтесь на старика за навязчивость, но мне кажется, что вы ее когда-то любили?!