— Последняя воля? — вскочив, спросил Попликола.
— Да, его завещание.
— Завещание человека священно, Октавиан! Никто не может вскрыть его, пока автор жив!
— Если оно не содержит предательских высказываний.
— Даже в таком случае! Разве можно считать человека предателем за то, что он говорит после своей смерти?
— Да, Луций Геллий. Определенно.
— Это незаконно! Я запрещаю тебе продолжать!
— Как ты можешь остановить меня? Если ты будешь вмешиваться, я велю своим ликторам вышвырнуть тебя. А теперь сядь и слушай!
Попликола огляделся вокруг, увидел лица, на которых было написано крайнее любопытство, и признал свое поражение На данный момент. Пусть это молодое чудовище сделает худшее, но потом… И он сел, зло глядя на всех.
Октавиан развернул завещание, но не стал читать. Он знал его наизусть.
— Я слышал, что большинство из вас называют Марка Антония самым истинным римлянином из всех римлян. Он заботится о процветании Рима, он храбрый, смелый, в высшей степени подходящий для распространения римского правления на весь Восток. Вот почему он просил — и получил! — Восток как свою территорию после Филипп. Это было десять лет назад. В течение тех десяти лет Рим едва видел его, так тщательно и ревностно исполнял он свои обязанности. Или такие из вас, как Луций Геллий Попликола, исполняли бы. Но с какими бы лучшими намерениями он ни поехал на Восток, это было недолго. Почему? Что случилось? Я могу ответить одним словом: Клеопатра. Клеопатра, царица зверей. Могущественная ведьма, занимающаяся оккультным идолопоклонством, познавшая науку любви и ядов. Разве вы забыли царя Митридата Великого, который ежедневно травил себя сотней ядов и принимал сотню противоядий? Когда он попытался убить себя ядом, яд не подействовал. Одному из охранников пришлось заколоть его мечом. Я еще напомню вам, что царь Митридат был дедом Клеопатры. Кровь в ее венах, естественно, враждебна Риму. Они с Антонием впервые встретились в Тарсе, где она очаровала его, но еще недостаточно. Хотя она родила ему двойню, Антоний оставался свободным от нее до зимы этого года, когда весной парфяне вторглись в Сирию. Он присоединился к ней в Александрии, но, когда появились парфяне, он оставил ее. Он должен был выгнать парфян. Но сделал ли он это? Нет! Он уехал в Афины, якобы затем, чтобы наблюдать за моими действиями в Италии. В результате он осадил Брундизий и в свое время заключил Пакт Брундизия, когда женился на моей сестре в доказательство того, что он — римлянин. Она родила ему двух девочек — вовсе не огорчение для того, кто уже имеет сыновей от Фульвии и Клеопатры.
Попликола внезапно замер, скрестив на груди руки. Планк на передней скамье и Титий на среднем ярусе все время ерзали от нетерпения. Октавиан заметил это. Он снова заговорил в полной тишине:
— Нет нужды останавливаться на катастрофической кампании, которую он развязал против Парфянской Мидии, ибо период после его ужасного отступления должен интересовать нас больше, чем потеря трети римской армии. Антоний сделал то, что он делает лучше всего, — ушел в запой до потери памяти. Лишенный рассудка и беспомощный, он обратился за помощью к Клеопатре. Не к Риму, а к Клеопатре. Она приехала в Левкокому и привезла с собой подарки, поражающие воображение: деньги, еду, оружие, лекарства, тысячи слуг и десятки врачей. Из Левкокомы эта пара поехала в Антиохию, где Антоний наконец составил свое завещание. Одна копия находится здесь, в Риме, другая — в Александрии, где Антоний провел последнюю зиму. Но к этому времени он был уже полностью под влиянием Клеопатры. Ему не нужно было больше пить вина, ему давали более вкусные яства, которые он проглатывал, — от ядов Клеопатры до ее льстивых речей. Каков результат? С окончанием весны этого года он двинул всю армию и флот в Эфес. Эфес! Это на тысячу миль западнее того места, где они действительно должны были находиться на линии от Малой Армении до юга Сирии и препятствовать вторжению парфян. Почему тогда он повел армию и флот в Эфес? И почему он потом повел армию и флот в Грецию? Разве Рим представляет для него угрозу? Или Италия? Разве армия и флот западнее реки Дрина предпринимали воинственные действия в его отношении? Нет. И вам не нужно брать с меня слово — вы это и сами знаете.
Он посмотрел на задние ряды, где молча сидели заднескамеечники. Затем медленно спустился с курульного возвышения и занял место на середине пола.
— Я ни на секунду не поверю, что Марк Антоний добровольно совершил эти агрессивные действия против его страны. Ни один римлянин не сделал бы этого, кроме тех, кто был незаконно изгнан и искал способа вернуться, — Гай Марий, Луций Корнелий Сулла, бог Юлий. Но разве Марк Антоний был объявлен изгоем? Нет, не был! До сегодняшнего дня его статус остается прежним — римлянин, гражданин Рима, последний из многих поколений Антониев, кто служил своей стране. Не всегда мудро, но всегда с патриотическим рвением. Так что же случилось с Марком Антонием?
Этот вопрос Октавиан задал звенящим голосом, хотя ему не требовалось будить сенаторов. Дремоты не было и в помине, все внимательно слушали.
— Опять ответ из одного слова: Клеопатра. Он — ее игрушка, ее марионетка. Да, все вы можете продолжить этот список, я знаю! Сегодня я смогу дать вам доказательства того, что то, о чем я говорю, лишь малая доля предательств Антония, совершенных по настоянию Клеопатры. Иностранки, женщины, поклонницы зверей! И могущественной колдуньи, способной околдовать одного из самых сильных, истинных римлян. Вы знаете, что у этой женщины, иностранки, есть старший сын, отцом которого она объявила бога Юлия. Сейчас юноше пятнадцать лет, он сидит рядом с ней на египетском троне как Птолемей Пятнадцатый Цезарь. Как вам это нравится! Для римлянина он — бастард, не римский гражданин. Ибо тем из вас, кто верит, что он — сын бога Юлия, я могу дать доказательства, что он сын не бога Юлия, а раба, которого Клеопатра взяла для своих утех. У нее влюбчивый характер и всегда было много любовников. Она использует их сначала как сексуальных партнеров, а потом — как жертв ее ядов. Да, она экспериментирует на них, пока они не умрут! Как умер тот раб, отец ее старшего сына. Вы спрашиваете, какое это имеет значение? Потому что она обольстила бедного Антония до такой степени, что он объявил бастарда царем царей, а теперь она идет войной на Рим, чтобы посадить его на Капитолии. Здесь сидят люди, почтенные отцы, кто может подтвердить под присягой, что ее любимая угроза такова: они будут страдать, когда она поставит свой трон на Капитолии и будет править суд от имени своего сына! Да, она хочет использовать армию Антония, чтобы завоевать Рим и превратить его в царство Птолемея Пятнадцатого Цезаря!
Он прочистил горло.
— Но суждено ли Риму и впредь быть величайшим городом мира, центром закона, справедливости, коммерции и цивилизованного общества? Нет, не суждено! Столицей мира должна стать Александрия! Рим должен превратиться в ничто.
Свиток внезапно развернулся, свисая с высоко поднятой руки Октавиана до черно-белых плит пола. Несколько сенаторов вскочили, отреагировав на внезапный шум, но Октавиан не обратил на них внимания и продолжил: