— О-о! — удивленно воскликнул Цицерон. — Но ты и сам хороший адвокат, дорогой мой Нигер. Почему бы тебе самому не защищать его? Убийство — громкое дело, но очень простое для защиты, ты же знаешь. Никакой политической подоплеки.
— Это ты так думаешь, — серьезно возразил Мессала Нигер. — В этом деле больше политических ловушек, чем в траншее острых бревен! Имеется только один человек, у которого есть шанс выиграть процесс, и этот человек — ты, Марк Туллий. Гортензий в ужасе отказался.
Цицерон выпрямил спину, в его карих глазах мелькнул интерес. Он использовал один из своих любимых приемов, наклонив голову и бросив на Мессалу Нигера косой взгляд из-под бровей.
— Дело об убийстве — и такое сложное? Каким образом?
— Тот, кто возьмется защищать Росция из Америи, затронет всю систему проскрипций Суллы, — сказал Мессала Нигер. — Чтобы оправдать Росция, нужно будет доказать, что Сулла и его проскрипции абсолютно коррумпированы.
Большой рот с пухлой нижней губой сложился в трубочку, словно для свистка.
— О боги!
— Да, действительно. Заинтересовался?
— Не уверен…
Цицерон нахмурился, не зная, что предпринять. Конечно, ему хотелось сохранить свою шкуру. Но в то же время такое трудное дело, возможно, принесет Цицерону законные лавры, каких никакое другое не могло бы ему доставить.
— Расскажи мне об этом, Нигер. Потом я приму решение.
И Нигер стал рассказывать, и рассказывал он достаточно искусно, чтобы вызвать у слушателя интерес.
— Секст Росций — мой ровесник, мы с ним учились в одной школе. Оба мы прослужили шесть кампаний под командованием Луция Цезаря, а потом Суллы в Кампании. Отец Росция владел большей частью Америи, включая не менее тринадцати прибрежных поместий вдоль реки Тибр. Он сказочно богат! Росций — его единственный сын. Но есть еще два кузена, сыновья его брата, которые все и заварили. Старый Росций поехал в Рим в гости в начале года и в Риме был убит. Я не знаю, кузены ли это сделали, и Росций тоже не знает. — Мессала Нигер поморщился. — Весть об убийстве отца принес в Америю агент двоюродных братьев. И этот агент ничего не сообщил бедняге Росцию! Вместо этого он передал всю информацию кузенам, которые сговорились отобрать имущество у моего друга Росция.
— Думаю, я начинаю понимать, — сказал Цицерон, ум которого был остер, как бритва, когда дело касалось человеческого вероломства.
— Волатерры тогда только что восстали, и Сулла находился там, руководя началом осады. Хрисогон был с ним.
Нет нужды растолковывать Цицерону, кто таков этот Хрисогон. Весь Рим знал печально знаменитого бюрократа, отвечавшего за списки, бухгалтерию и всю информацию относительно проскрипций Суллы.
— Кузены поехали в Волатерры, где имели беседу с Хрисогоном, который заключил с ними сделку. За огромную сумму он согласился внести имя уже умершего отца Росция в один из старых проскрипционных списков. Затем Хрисогон якобы случайно Увидит обычный отчет об убийстве и сделает вид, будто припоминает, что это имя когда-то было в числе проскрибированных. И вот что произошло. Имущество отца Росция стоимостью в шесть миллионов было немедленно выставлено на аукцион Хрисогоном, который и приобрел его сам за две тысячи. Как тебе это нравится?
— Мне нравится этот негодяй! — воскликнул Цицерон с видом охотничьей собаки, сделавшей стойку.
— А мне нет! Я презираю этого человека! — возразил Мессала Нигер.
— Да, да, он отвратителен. Но что было дальше?
— Все это случилось еще до того, как Росций узнал, что его отец мертв. Первый намек он получил, когда появился кузен номер два, который доставил проскрипционный ордер Хрисогона, лишавший Росция отцовского имущества. Хрисогон прибрал себе десять из тринадцати поместий, устроил кузена номер два своим управляющим и агентом, поселил у себя в доме. Другие три поместья Хрисогон отдал кузену номер один — в качестве платы. Удар для бедного Росция оказался двойным: он узнал не только то, что его отец был проскрибирован несколько месяцев назад, но и то, что он убит!
— И Росций поверил всей этой лжи? — удивился Цицерон.
— Абсолютно. А почему он не должен был верить? Каждый, у кого в кармане болталась хотя бы пара сестерциев, мог оказаться в проскрипционном списке, живи он в Риме или в Америи. Росций поверил! И выехал!
— Кто почуял неладное?
— Старшие жители города, — сказал Мессала Нигер. — Сын никогда не знает отца так, как знают его друзья. Это только логично. Друзья воспринимают человека таким, каков он есть, к их отношению не примешиваются эмоции, присущие его сыну.
— Правда, — согласился Цицерон, который не ладил со своим собственным отцом.
— Они посовещались между собой и пришли к единому мнению: в теле старика не было ни косточки ни от Мария, ни от Цинны, ни от Карбона. Они решили поехать в Волатерры и добиваться аудиенции с самим Суллой, просить его отозвать проскрипцию и позволить Росцию наследовать имущество отца. Они собрали массу показаний и отправились немедленно.
— В сопровождении которого из кузенов? — спросил проницательный Цицерон.
— Ты прав, — улыбнулся Мессала Нигер. — Их сопровождал кузен номер один, который взял на себя главную роль в миссии! А тем временем кузен номер два галопом поскакал в Волатерры предупредить Хрисогона. Все сложилось таким образом, что депутация так и не увидела Суллу. Все подступы к диктатору были заблокированы Хрисогоном, который принял у них собранные материалы и показания и обещал им, что он убедит диктатора отозвать проскрипцию. «Не беспокойтесь! — сказал он. — Все сложится наилучшим образом, и Росций будет наследовать отцовское достояние».
— И никто не заподозрил, что беседует с истинным хозяином десяти из тринадцати поместий? — недоверчиво спросил Цицерон.
— Ни один человек, Марк Туллий!
— Примета времени, не так ли?
— Боюсь, что так.
— Продолжай, пожалуйста.
— Прошло два месяца. В конце концов друзья старого Росция сообразили, что их попросту надули, ибо никакого приказа об отмене проскрипции не появилось, а оба кузена теперь жили на средства конфискованного имущества, словно хозяева. Небольшое расследование показало, что кузен номер один является хозяином трех поместий, а Хрисогон — остальных десяти. Старики пришли в ужас, когда предположили, что Сулла замешан в этом преступлении.
— А ты веришь в его участие? — спросил Цицерон.
Мессала Нигер долго думал и наконец покачал головой:
— Нет, Цицерон, я сомневаюсь.
— Почему? — спросил прирожденный юрист.
— Сулла — суровый человек. Честно говоря, он ужасает меня. Говорят, что в юности он убил несколько женщин из-за их денег, что он попал в Сенат через их трупы. Я немного узнал его, когда был в армии. Я был слишком молод, чтобы подружиться с ним. Он всегда был рядом, всегда занят, всегда держал все под контролем. А еще он потряс меня своей аристократической скрупулезностью. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать?