На стройке началась паника. Все хотели посмотреть на заживо замерзшего несчастного. Все начальство, имеющееся на стройке, стояло грудью и не пускало.
— Должна милиция посмотреть! — надрывался спешно прибывший директор.
Он был оглушен несчастьем. Второй смертельный случай за три месяца! Хозяин его съест сам или Тимуру отдаст на растерзание. Какие теперь понадобятся суммы, чтобы стройку не закрыли?! А родные Миколы… У него жена, трое детей и куча родственников. О боже…
— Мы хотим знать, шо трапылось! — орали рабочие. — Хто його вбыв?!
— Заморозили человека, как фашисты! Позор! Дайте пройти!
— Нельзя!
Подоспели ребята Тимура, мигом разбросали возмущенных строителей. Стало тихо.
— Как это случилось? — негромко спросил у Лозенко Тимур Акимов.
— Непонятно… — Директор высморкался. — Как такое возможно? Человек из плоти и крови не мог такое организовать… — Михаил Петрович перекрестился.
Тимур внимательно посмотрел на него, убедился, что толку не добьется, и сам зашел в бойлерную. Вода продолжала литься, ее не перекрывали по приказу Лозенко, чтобы эксперты могли сказать, несчастный это случай или злой умысел. Труп был весь покрыт толстым слоем льда. Но почему сантехник не встал с трубы, не вышел из-под струи воды, когда она полилась? Что ему помешало? Или кто?
Тимур осмотрел ледяного мертвеца со всех сторон, посвечивая себе фонариком. Ему показалось, что он увидел тускло блеснувшую стальную проволоку там, где бушлат несчастного соприкасался со стеной. Но из-за льда рассмотреть точнее было невозможно. Придется дожидаться экспертов, которые раскурочат этого деда мороза поневоле и выяснят, что случилось. Скорее всего, уйти ему помешала проволока. Кто-то зацепил сантехника за стальной крючок, возможно, слегка оглушил, а потом мороз и вода сделали свое дело. А может, он сам зацепился, случайно? Но почему не смог высвободиться? Задохнулся от ледяной воды, сердце не выдержало? Кто знает… В любом случае — глупец! Теперь из-за него лавина проблем возникнет. Ведь по технике безопасности в труд-недоступных местах обязаны работать минимум два человека. А этот один остался. Герой, видите ли, генерал Карбышев… Тимур читал историю Великой Отечественной войны.
— Не пускать никого, кроме ментов, — бросил он своим ребятам и направился к машине — посидеть в тишине, подумать. И, возможно, сообщить хозяину.
Уже к вечеру весь Интернет пестрел сенсационными сообщениями о жестокой мученической смерти Николая Мищенко, которого приковали к трубе и поливали на морозе водой. Значит, снова кто-то проболтался журналистам. Бесполезно искать, кто именно: может, сами же перепуганные рабочие или охранники — они ближе к воротам. Журналюги вполне могли подойти к охране, предложить деньги за информацию. А причина смерти, как говорят в Министерстве внутренних дел, «выясняется». Эксперты осторожничают, как всегда. Боятся идти против общественного мнения. Если народ назначил сантехника героем и мучеником, чуть ли не святым, кто станет прислушиваться к голосу правды? Даже если он, дурень, сам зацепился и остался там, на трубе, под холодным душем…
Так размышлял Тимур, так и доложил хозяину. Он всегда говорил ему правду.
* * *
Александр Романенко сидел у компьютера и пытался работать. Работы у арт-директора агентства хватало. Однако, как ни старался он выкинуть из головы, забыть на время весь кошмар с приходом этих ребят Чернобаева и требованием от Сотниковой трехсот тысяч долларов, эта сцена вновь и вновь прокручивалась в его воображении. Господи, что же делать, как можно помочь Даше? Ведь Даша — это все равно что он сам. Без нее он никогда не смог бы реализоваться, не достиг бы ничего в рекламе, не зарабатывал бы достойно, не сидел бы в тишине за компьютером, в костюмчиках и галстучках. Торчал бы по-прежнему на городском комбинате в художниках-оформителях, получал бы копейки, дышал весь день масляной краской и растворителями. Пил бы технический спирт с братьями по разуму и вечером отмывал дрожащие руки от краски ацетоном, потому что спирт жалко… А жена до сих пор бы твердила: «Нарожал детей, теперь давай зарабатывай». Будто он их один рожал, без участия Инны. Она уже давно ушла из своего конструкторского бюро, у конвейера на фабрике мороженого стояла, на рынке сигаретами торговала, теперь вот распространяет косметику. Если бы только эта бурная деятельность приносила ей хоть какие-то деньги, может, характер бы смягчился.
Она и его хотела пристроить работать сторожем — тогда, в начале девяностых, в паническом страхе оказаться без средств к существованию. И чуть было не добилась своего. Но тут встретилась в одной компании Даша Сотникова и как-то сразу обратила внимание на талант Саши Романенко. Все, чем он занимался, делалось не просто хорошо, а отлично: ловко, быстро, красиво. Даша любовалась им, в конце концов влюбилась. Ей часто казалось, что его талант — это самостоятельное существо, которое все на свете знает и умеет. Тем более что хозяин этого замечательного таланта и сам не всегда мог объяснить, почему он, не будучи технарем, смог починить тот или иной домашний прибор. Руки знают, и все тут. Даша заставила его купить несколько книг по графическим редакторам. Вскоре, всерьез занявшись изучением компьютера, Александр освоил профессию художника-дизайнера компьютерной графики, теперь вот вырос до арт-директора. Фантазия и воображение у него всегда были отменно развиты, и оказалось, что в рекламе их можно успешно применять.
Он подошел к раскрытому во двор окну и закурил, глубоко затягиваясь. Нужно что-то придумать, что-то Даше посоветовать, не может быть, чтобы все было так плохо. Так просто не бывает. Трусливое сознание норовило соскользнуть в другие мысли, бытовые и неглубокие. Романенко тряхнул головой и заставил себя сосредоточиться. Нужен защитник, сильный и компетентный человек. Вот. Кажется, есть идея. Он полистал записную книжку, нашел нужный номер, прикрыл дверь, ведущую в секретарский закуток. Впрочем, в агентстве было пусто, все разъехались по делам. Романенко набрал номер, задумался и положил трубку. Нервно закурил, походил по комнате, опять набрал.
— Добрый день, будьте добры Элика… То есть Эльдара Ильича можно попросить? Это его знакомый, Романенко Александр беспокоит. Нет, не договаривались… Очень, да, очень срочно. Хорошо, подожду. — Он вытер мокрый лоб, в комнате было жарко, и вообще Романенко не очень-то умел вести разговоры по телефону, ему всегда требовались подготовка и сосредоточение. — Привет, Элик. Извини за беспокойство, нужна твоя помощь и консультация. У меня? Все в порядке… то есть не все, это нужно лично рассказывать. Я тебя не задержу. Ничего, если я подойду? Не позже чем через полчаса? Успею за двадцать минут.
Дойти до площади — это минут семь, а там по узкой улице максимум десять, машину можно не брать. Романенко вышел в предбанник, где сидела Юля и играла на компьютере в шарики, сказал ей, что скоро вернется, а связь будет поддерживать по мобильному, и вышел. Он быстрым шагом спускался вниз по старой улице и не глазел, как он делал всегда, на красивые дома позапрошлого века. В уме его невольно, сами собой складывались картины благополучного исхода ситуации. «Элик поможет, — думал Романенко, — друг детства не может не помочь».