– Мистер Деболт, миссис Тримейн, – заговорил он почти умоляющим тоном. – Я бы позвонил раньше, но сам только что… В том смысле… – Адвокат с болезненным усилием сглотнул. – Прошу извинить, но с завещанием возникла проблема.
– Надеюсь, ничего такого, что нельзя исправить, – проворчал Ноа.
– Вообще-то… – Харди открыл дверь конференц-зала. – Думаю, нам всем нужно сесть.
В комнате уже находился мужчина, которого Харди представил как Вернона Фицхью, адвоката из Басс-Харбор. Фицхью вполне мог сойти за упрощенную, грубоватую копию Харди. Манеры и речь выдавали человека, которому, вполне возможно, пришлось в свое время поработать руками, чтобы пройти юридическую школу. Все устроились за большим круглым столом, причем Харди и Фицхью сели друг против друга.
– Так что там за проблема с завещанием Ричарда? – спросил Ноа. – И какое отношение ко всему этому имеет мистер Фицхью?
Фицхью осторожно откашлялся.
– Боюсь, я принес не самые приятные новости. Точнее, новое завещание.
– Что? – Ноа повернулся к Харди: – Что еще за чушь, Лес? Поверенным Ричарда был ты.
– Я тоже так думал, – с каменным лицом ответил Харди.
– Тогда откуда взялось это новое завещание?
Все посмотрели на Фицхью.
– Несколько недель назад, – объяснил гость из Басс-Харбор, – ко мне в офис пришел мистер Тримейн. Сказал, что хочет составить новое завещание, отменяющее прежнее, составленное при участии мистера Харди. Я посоветовал ему обратиться к мистеру Харди, но мистер Тримейн стоял на своем. Мне ничего не оставалось, как исполнить его пожелание. Я бы известил вас ранее, но меня не было в городе три недели. О кончине мистера Тримейна мне стало известно лишь накануне вечером.
– Невероятно. – Эвелина покачала головой. – Зачем Ричарду понадобилось составлять новое завещание? И откуда нам знать, что это действительно был он?
– Он, – подтвердил Харди. – Я хорошо знаю его подпись.
В комнате повисло долгое молчание.
– Что ж, – сказала наконец Эвелина, – давайте послушаем. Лес, какие появились изменения?
Харди водрузил на нос очки и, взяв бумагу, начал читать вслух:
– «Я, Ричард Д. Тримейн, находясь в здравом уме и твердой памяти…»
– Ох, избавь нас от этой юридической белиберды, – поморщился Ноа. – Переходи к делу. Что нового в документе?
Харди оторвался от бумаги.
– В основном все осталось нетронутым. Дом, общие счета – все переходит к миссис Тримейн. Доверительные счета на детей, кое-какие личные вещи брату.
– А коттедж? – спросил Ноа.
Харди заерзал:
– Я, пожалуй, прочитаю. – Он пролистал шесть страниц и прочистил горло. – «Земельный участок на северном берегу площадью приблизительно в сорок акров с подъездной дорогой, а также строение, известное как Роуз-Хилл, завещаю…» – Здесь адвокат остановился.
– Так что там с Роуз-Хилл? – подала голос Эвелина.
Харди глубоко вздохнул:
– «Завещаю моему дорогому другу, Миранде Вуд».
– Черта с два, – прорычал Ноа.
В «мерседес» отец и дочь сели вместе. Никто не обронил ни слова. Но и молчание не принесло облегчения. Остальные предпочли отправиться домой пешком. Ноа это устроило; ему нужно было побыть наедине с Эвелиной.
– Хочешь что-нибудь сказать, милая?
– Что ты имеешь в виду, папа?
– Что угодно. Насчет Ричарда.
Она посмотрела на отца:
– Разве я должна что-то сказать?
– Если есть что. Мы – семья, а это самое главное. Семья сильна тем, что держится вместе. Если потребуется, против всего мира.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Ноа заглянул дочери в глаза. Такие же зеленые, как и у ее матери. Теперь только она, Эвелина, связывала его с дорогой Сюзанной. Единственный во всем свете близкий и дорогой человек. Она ответила ему спокойным, без малейшего намека на тревогу взглядом. Хорошо, подумал он. Это хорошо. Значит, держится. Значит, устоит против любого. В этом отношении Эвелина была истинной представительницей Деболтов.
– Дорогая, я сделаю для тебя все. Все. Ты только попроси.
Она смотрела прямо перед собой.
– Отвези меня домой, папа.
Он повернул ключ, и «мерседес» покатил в сторону Чеснат-стрит. Пока ехали, Эвелина не произнесла ни слова. Гордая девочка. Его дочь. Она не просила о помощи, но нуждалась в ней. Он знал это.
Все, что потребуется. Я сделаю все.
Как бы там ни было, Эвелина – его плоть и кровь, и Ноа не мог допустить, чтобы его родная дочь оказалась за решеткой.
Даже если она виновна.
Сад всегда был ее убежищем, ее святилищем. Здесь Миранда высаживала розовый алтей и шпорник, гиацинт и водосбор. Ее не занимали цветовые сочетания и ландшафтные изыски. Она просто втыкала растения в землю и разбрасывала семена, а дальше зеленые джунгли расползались по ее заднему дворику сами. Прошлую неделю бедняжки оставались без присмотра. Несколько дней без воды, и цветочки уже увяли. Но теперь она вернулась, и ее малыши заметно повеселели. Странно, но и она сама была счастлива. Солнце в спину, руки в черноземе, а больше ничего и не надо. Свежий воздух и свобода. Только вот надолго ли?
Она решительно отодвинула эту мысль подальше и вонзила мотыгу в спекшуюся землю. Сегодня ей предстояло подготовить под посадку небольшой участок. Оставив мотыгу у стены, она опустилась на колени – размять комья и выбрать камни.
Солнце припекало, навевая сонливость.
В конце концов, не в силах противостоять дремоте, Миранда растянулась на лужайке – с грязными коленками и локтями, облепленными травой лодыжками, в мятых шортах. Чудесный летний день. День, каких было много в детстве. Она закрыла глаза, вспоминая ту далекую пору, когда еще была жива мать, когда отец жарил гамбургеры на гриле, когда…
– И что за игру вы затеяли? – произнес знакомый голос.
Миранда резко села. За ее белым заборчиком стоял Чейз Тримейн. Не дождавшись ответа, он открыл калитку и прошел во двор. Только тут она спохватилась, что выглядит, должно быть, не слишком презентабельно в перепачканных землей садовых шортах и линялой футболке. В отличие от Чейза, чья фигура вырисовывалась на фоне яркого солнца и голубого неба. Она прищурилась, пытаясь разглядеть выражение его лица, но видела только темный овал с волнующимися под ветерком волосами.
– Вы ведь знали, да?
Миранда поднялась и отряхнула грязь с ладоней.
– Знала что?
– Как у вас это получилось, а? Пошептали на ушко? Мол, впиши меня в завещание и я буду вечно твоей?
– Не понимаю, о чем вы говорите.