– Сколько?
– Было три. Сказал, если в срок не отдам, будет четыре. Еще неделю просрочу – шесть, две – кончат меня!
– Круто. И что теперь?
– Третья неделя пошла.
– Хороший у тебя дружок, добрый. Рука – его работа?
– Его… – отведя глаза, буркнул Аполло. – Главное ведь, этот Бакстер сучий сам разбираться не пришел, каких-то гопников прислал…
– Бакстер? – переспросила Таня. – Вот уж не думала, что что Джерри Бакстер такими делами промышляет. С виду такой приличный…
– Да не Джерри Бакстер, другой. Бутч. Ты должна его помнить. Ну, когда ты только приехала, мы на выставку ходили, и он еще хотел тебе по морде дать…
– А, Иван Ужасный. Да, типчик удивительно приятный. И как тебя угораздило снова с ним связаться?
– Больше не к кому было. Ты ведь не дала бы?
– Нет.
– Вот видишь. А теперь мне совсем край. В Лондоне показаться не могу, ни в конуру свою сунуться, ни к тетке – никуда. Везде выследит. Выручай, а? Не дай погибнуть. Все для тебя сделаю…
Он сполз с кресла, бухнулся на колени, прижал к губам Танину руку.
– Встань, – сказала она, брезгливо отдернув руку. – Семь тысяч мне, конечно, не поднять, но чем могу помогу. Пока вот держи.
Он обалдело уставился на мятую двадцатку.
– Да ты!..
– Погуляй, зайди в паб, пивком расслабься. Приходи часика через четыре. К тому времени что-нибудь придумаю.
Она провела его за калитку и уселась на крылечко покурить.
– Я все слышала, – открыв дверь, сказала Соня. – Не вздумай пойти на поводу у этого типа. Он тебя в покое не оставит. С разводом я помогу.
Таня подняла удивленные глаза.
– Зачем развод? Долго, муторно, дорого…
Вечером она принимала мужа в гостиной, а рядом с ней сидел Джулиан. Дарлинг явился пьяненький, чувствовалось, что все силы прилагает, чтобы держаться прямо и хоть что-то соображать.
– Вот авиабилет на Салоники, – втолковывала Таня. – Вылет завтра, в восемнадцать тридцать. Имей в виду, рейс туристский, билет возврату не подлежит. Вот это чек в «Лионский кредит» в Салониках. Я тебе открыла счет на полторы тысячи фунтов. Больше, извини, не могла. Зато деньги будут твои, а не Бампера…
– Бакстера…
– Не важно. Вот здесь я написала адрес и телефон. Запомни, Ставрос Иоаннидис. Он тебе поможет.
В Лондоне тебе делать нечего. Джулиан отвезет тебя прямо в Гэтвик, в гостинице переночуешь. Джулиан, выдашь ему там фунтов пятнадцать на еду.
– Слушаюсь, мэм, – с ухмылочкой ответил Джулиан.
– Ну все, катитесь. Джулиан, жду тебя завтра с утра. А тебя, дарлинг, не жду вообще. Никогда. Понял?
– Понял… – пробубнил Аполло Дарлинг и направился к выходу, подталкиваемый в спину Джулианом.
Проводив их взглядом, Таня направилась на кухню и извлекла из большого холодильника ведерко с недопитой бутылкой шампанского. Соня, сидевшая у окна с журнальчиком, из которого по просьбе Тани выписала координаты Ставроса Иоаннидиса, турагента, обещающего всяческое содействие британским туристам, прибывающим в Салоники, молча встала и сняла с полки два бокала.
– Когда прошлым летом я узнала, что Дарлинг продал меня за сто двадцать фунтов, я и представить не могла, что через пару лет отдам его не просто даром, а еще и приплатив двести. Времена меняются.
Таня разлила вино по бокалам.
– Двести? А те полторы тысячи, которые перевела в Грецию, забыла? – напомнила Соня.
– Не забыла. Через месяц получу обратно, как невостребованные. – Поймав недоуменный взгляд Сони, она спокойно пояснила: – Ребятишки Бакстера уже, поди, в Гэтвике дежурят. За билетом-то я Стива Дорки посылала, подстилку Бутчеву.
Соня побледнела.
В телевизоре артист Калягин весьма убедительно изображал отходняк, а артист Щербаков доставал его – а заодно и Павла – исполнением «Полета шмеля» на баяне. В честь Старого Нового года давали «Старый новый год». В кресле полудремал Дмитрий Дормидонтович. Павел сидел за столом, невнимательно поглядывал на экран и прихлебывал кофе. Под неосыпавшейся еще елкой возилась Нюточка, перебирая яркие цветные фотографии.
– Пап, – сказала она, подняв голову, – а почему на Новый год подарки дарят, а на старый нет?
– Стыдись, тадзимырк. Кого сегодня дед в кукольный театр водил?
– Ну, меня, – призналась Нюточка.
– А кого мороженым кормили? Кто полторта умял? Кому разрешили до двенадцати не ложиться и завтра в садик не идти?
– Ну меня, ну я, ну мне, – потупившись пробормотала Нюточка.
– Так о каких еще подарках может идти речь?
– Пап, а давай тогда в «Где мама?» поиграем, – предложила Нюточка, с чисто девчоночьим лукавством меняя тему.
– А может, не надо? Каждый вечер играем… Кстати, ты почто в свитере сидишь? Холодно?
Этот свитерок – мохнатый, полосатенький, с блестками – Таня месяц назад переслала с Шеровым из Братиславы вместе с громадной коробкой шоколадного ассорти к новогоднему столу, толстым пакетом фотографий и короткой запиской, в которой сообщала, что у нее все прекрасно; что свитер высылает, услышав, что зима в Ленинграде выдалась холодная, и она беспокоится, не мерзнет ли Нюточка; что постеснялась обременять Вадима Ахметовича еще чем-либо, а вообще-то накуплено огромное множество всякого барахлишка, полезных и красивых вещиц, и все это пока хранится в кладовке, любезно предоставленной Даной Фиаловой, а вообще придется, видимо, отправлять контейнер, но с этим Иржи обещал помочь. Из бодро-делового тона послания выбивалась только приписка: «Ночами плохо. Особенно после легкого дня, когда не измотаешь себя до бесчувствия». Это был первый за четыре месяца разлуки намек на то, что у нее не все безоблачно.
И еще Шеров уже от себя передал Павлу несколько словацких и чешских газет и журнальных вырезок с упоминаниями о Тане и экземпляр «Пари-Суар» с большой статьей «Славянский десант», где прямо под заголовком была напечатана цветная фотография, с которой улыбались три очаровательные брюнетки: миниатюрная Дана Фиалова с огромными темными глазами на точеном треугольном личике, Эльжбета Птах, победоносно поднявшая голову с тугой копной африканских кудряшек, – и Таня, смотрящая прямо в объектив с задумчиво-загадочной улыбкой. Удачный фотопортрет Тани украшал обложку глянцевого таблоида «Синебокс», а всю третью полосу занимало интервью с ней, озаглавленное: «Зеленоглазая Лиз Тейлор из далекой России». Все фотографии Нюточка аккуратно вырезала и приклеила над своей кроваткой…
– А давай я сниму свитер, а ты за это со мной поиграешь, – высказалась предприимчивая Нюточка.