— Да, — вздохнула она.
И потом:
— Вы помните свое рождение!
— Откуда вам это известно?
— Наверное, вы седьмой сын седьмого сына!
— Нет, я единственный, без братьев.
— Боже. — Ее рука подпрыгнула в моей. — Вы будете жить вечно!
— Так не бывает.
— С вами будет. Не с телом. А с тем, что вы делаете. Чем вы занимаетесь?
— Я думал, моя жизнь у вас как на ладони.
Она фыркнула.
— Господи. Актер? Нет. Внебрачный сын Шекспира.
— У него не было сыновей.
— Тогда Мелвилла. [23] Незаконный отпрыск Германа Мелвилла.
— Если бы.
— Это так.
Я услышал скрип колес: от входа откатили большой груз. Двери медленно растворились.
В дальний конец комнаты укатился по паркету трон на колесиках с необъятных размеров женщиной в необъятной царской мантии из темно-красного бархата. Она подъехала к столу, где в свете зелено-янтарной лампы от «Тиффани» [24] сверкали сразу четыре хрустальных шара. Внутри гороподобной, в три сотни фунтов, туши сидела, просвечивая нас рентгеновским взглядом, Царица Калифия, астролог, хиромант, френолог, знаток прошлого и будущего. В тени вырисовывался громоздкий несгораемый шкаф.
— Я не кусаюсь.
Я перешагнул порог. Крамли последовал за мной.
— Но дверь оставьте открытой, — добавила она.
Во дворе закричал павлин, и я осмелился протянуть другую руку.
Царица Калифия, словно обжегшись, дернулась назад.
— Знаете Грина, романиста? — с придыханием спросила она. — Грэма Грина?
Я кивнул.
— У него описан священник, потерявший веру. Потом случается чудо, и совершает его этот самый священник. [25] Вновь уверовав, священник едва не умер от потрясения.
— Да?
— Да. — Она не сводила взгляда с моей ладони, словно та существовала отдельно от руки. — Боже.
— Это происходит сейчас с вами? — спросил я. — То же, что с тем священником?
— О господи!
— Вы потеряли веру, дар исцеления?
— Да, — пробормотала гадалка.
— А сейчас, в эту минуту, ваши способности к вам вернулись?
— Черт возьми, да!
Я отнял у нее свою ладонь и притиснул к груди.
— Как вы об этом догадались?
— Это не догадка. Меня как током шарахает.
Она скосила глаза на свадебное приглашение и газету у меня в протянутой руке.
— Вы поднимались к нему, — сказала Калифия.
— Вы заметили. Это нечестно.
Она улыбнулась краем губ и фыркнула.
— Народ отскакивает рикошетом от него и попадает ко мне.
— Думается, не так уж часто это происходит. Можно сесть? А то я свалюсь с ног.
Она кивком указала на стул, стоявший на безопасном расстоянии в несколько футов. Я опустился на сиденье.
Крамли, на которого никто не обращал внимания, недовольно хмурился.
— Вы говорили о Раттигане? — напомнил я. — Его редко кто навещает. Никому не известно, что он жив и обитает на Маунт-Лоу. Но сегодня туда кто-то поднимался, старик слышал крики.
— Она кричала? — Охваченная воспоминаниями, гора мяса, казалось, начала расплываться. — Я ее не впустила.
— Ее?
— Нет ничего глупее, — Царица Калифия бросила взгляд на магические кристаллы, — чем провидеть чье-то будущее и сдуру выдавать это людям. Я даю намеки, а не факты. Не учу, какие покупать ценные бумаги и какую выбрать подружку. Диета — это да, я торгую витаминами, китайскими травами, но не долголетием.
— Только что торганули.
— Вы — это другое дело. — Она подалась вперед. Колеса под массивным креслом взвизгнули. — Перед вами лежит будущее. Никогда я не видела будущее так ясно. Но вам грозит ужасная опасность. Я все время вижу, что вам назначено жить, однако кто-то может вас уничтожить. Остерегайтесь!
Прикрыв глаза, она долго молчала, потом спросила:
— Вы ее друг? Вы знаете, о ком я.
Я ответил:
— И да, и нет.
— Так все говорят. Характер у нее противоречивый, нрав буйный.
— О ком вы ведете речь?
— Не будем уточнять. Я ее не впустила. Час назад.
Я взглянул на Крамли:
— Взяли след, догоняем.
— Уточнять не будем, — повторила Калифия. — Орала она так, что я подумала, может, у нее при себе нож. «Нипочем тебя не прощу, — визжала. — Пустила нас не по тому маршруту: где надо наверх, у тебя вниз, где надо найти, у тебя — теряй. Чтобы тебе в аду гореть!» Потом, слышу, отъезжает. Этой ночью я вообще не засну.
— А не говорила ли она, — дикий вопрос, — куда собирается дальше?
— Никакой не дикий. Сперва она побывала у этого старого дурня с Маунт-Лоу, она его бросила после единственной неудачной ночи, потом у меня, ведь я ее подтолкнула, на очереди, похоже, несчастный обалдуй, что совершил обряд? Хочет собрать нас всех вместе да и скинуть с утеса!
— На это она не способна.
— Откуда вы знаете? Сколько у вас за жизнь было женщин?
— Одна, — сконфуженно пролепетал я наконец.
Царица Калифия промокнула лицо огромным, с полгруди, платком, успокоилась и начала медленно приближаться, продвигая кресло на колесиках грациозными толчками невероятно крохотных туфелек. Я не сводил с нее глаз, поражаясь контрасту между миниатюрными ступнями и обширным пространством верха, над которым маячило большое лунообразное лицо. Мне чудился дух Констанции, утонувший под этой массой плоти. Царица Калифия закрыла глаза.
— Она вас использует. Вы ее любите?
— Забочусь.
— Держите ухо востро. Она вас просила сделать ей ребенка?
— Так буквально — нет.