– Нет, – возразил я. – Никакой посылки я не ждал.
И открыл конверт. В нем был лишь один лист бумаги. Вырезка из номера «Памп» за понедельник. На ней были засняты Марина и я, гулявшие под руку. У этой копии имелись дополнения.
Я прочел подпись под фотографией, сделанную толстым красным фломастером: «Прослушайте сообщение. Кого-то могут сильно избить».
А лицо Марины было перечеркнуто большой красной буквой X.
В трудные времена каждый из нас мечтает об убежище. Я решил, что нам нужно поехать в Эйнсфорд.
Увидев вырезку из газеты, Марина страшно взволновалась. Она не сомневалась, что за нами следят, и я согласился с ней. Пока я звонил Чарлзу, она упаковывала несколько наших костюмов.
– Что, прямо сейчас? – недоуменно переспросил он. Чарлз был до того старомоден, что держал свой телефон на столе в коридоре. Я мог себе представить, как он поглядывает на массивные дедовские часы и они сообщают ему, что время довольно позднее, больше половины десятого, а значит, ему пора ложиться спать.
– Да, Чарлз. Именно сейчас.
– Какие же у тебя проблемы – физические или моральные? – Он меня слишком хорошо знал.
– И те, и другие. Всего понемногу, – ответил я. – Но дело не во мне, а в Марине.
– В Марине?
– Я же рассказывал вам о ней на прошлой неделе. Она голландка и очень хороша собой. Ну как, вспомнили?
– Смутно, – проговорил он.
Неужели он пытается вывести меня из равновесия? Я начал злиться.
– По-моему, все в порядке. Приезжайте, – неуверенно отозвался он.
Разве так приглашают? Наверное, ему не стоило звонить.
– Нет, Чарлз, мы не приедем. Простите за беспокойство.
– Но я тебя жду. – Теперь его голос звучал уже более решительно. – Этой голландской красавице понадобится отдельная комната или вы будете… вместе?
– Где ваша интуиция, Чарлз? – упрекнул его я. – На прошлой неделе я вам все рассказал. Мы будем вместе.
– А, верно. Тогда я подготовлю одну комнату. – Да.
Внезапно мысль об убежище показалась мне неудачной. Чарлз был весьма сдержанным и замкнутым человеком, и мне не хотелось злоупотреблять его гостеприимством. Да и вряд ли благоразумно привозить свою новую подружку в дом к бывшему тестю.
– Чарлз, все-таки будет лучше, если мы не приедем.
– Ерунда, – запротестовал он. – Повторяю, я тебя жду. И предвижу немало интересного. Надолго ли вы останетесь?
– Полагаю, что только на уик-энд.
– Видишь ли, Дженни и Энтони явятся в воскресенье, – предупредил он.
Наконец-то я понял причину его колебаний. Моя бывшая жена Дженни всегда приводила в замешательство своего отца. Во флоте он привык командовать, находиться в центре событий и контролировать происходящее, но дома из-за острого языка родной дочери иногда превращался в жалкое бормочущее существо. Одна мысль о ее неизбежном визите заставляла его нелепо суетиться.
– А когда именно в воскресенье? В какое время? – попробовал выяснить я.
– По-моему, к обеду. Лучше спроси у миссис Кросс. Она в курсе всех подробностей.
Миссис Кросс была его домоправительницей.
– К обеду нас уже не будет в Эйнсфорде.
Мы избежим сцены, которая, конечно, доставила бы Дженни удовольствие. Но теперь она сможет увидеть не мои увечья, а раны на лице моей девушки. Как это приятно, подумает она. Радостное зрелище для бывшей миссис Холли, ставшей леди Уингхем.
– Ладно. Хорошо. – Кажется, Чарлз тоже понял, что всем нужно обойтись без этой встречи.
– Мы подъедем к вам часа через полтора, – сообщил я. – Не закрывайте дверь черного входа, я запру ее, когда мы войдем. И не спускайтесь к воротам.
– Разумеется, я к ним спущусь. Будь осторожен и не гони сломя голову.
Как будто я когда-нибудь разгонялся по вечерам на шоссе. Неужели, если кто-то говорит «будь осторожен», люди и правда ведут машины медленнее обычного? Подозреваю, что нет.
Мы оставили в квартире зажженный свет и через служебный вход направились к гаражу. Марина улеглась на заднем сиденье и не поднималась, пока я проезжал по Эбури-стрит. Любой наблюдавший за мной решил бы, что я отправился один, и сделал бы вывод: Марине захотелось побыть дома.
Я проскочил два ряда светофоров с красным светом и трижды обогнул Гайд-парк, прежде чем убедился: никакой слежки за мной нет.
Я вел машину очень осторожно, добрался по шоссе М40 до Оксфорда, затем пересек сельские предместья близ Эйнсфорда и прибыл туда вскоре после полуночи. Марина перебралась на переднее сиденье рядом со мной и проспала почти всю дорогу, проснувшись лишь под конец путешествия от ежеминутной тряски в узких переулках и на горбатом мосту над каналом у подъезда к поселку.
– Потерпи, мой ангел, это в двух шагах, – сказал я, похлопав ее по колену своей искусственной рукой.
– Мой проклятый рот опять разболелся.
– Я дам тебе лекарство, как только мы приедем.
Чарлз не просто ждал нас у входа, он оказался одетым отнюдь не по-домашнему – в темно-синий блейзер и рубашку с галстуком. Никто не обвинил бы его в небрежной манере одеваться. Однажды Чарлза пригласили на званый обед в ресторан в честь его внучатых племянников. Официальность этого обеда состояла в том, что маленькие племянники пользовались ножами и вилками, а не ели со стола руками, и Чарлз чувствовал себя в «Пицца-Лэнд» довольно неуместно. Тем не менее он явился на обед в галстуке-бабочке. Ему было безразлично мнение окружающих. Уж лучше переусердствовать с костюмами, чем выглядеть неряшливо, утверждал он. Например, на обеды Королевского флота нужно приходить в смокинге, да и отправляясь в церковь, незачем надевать простой свитер.
Он двинулся нам навстречу, когда я притормозил перед особняком и начал тормошить Марину. Чарлза потрясло, что кто-то мог избить женщину, особенно такую красивую. Хотя в тот вечер ее лицо с распухшей нижней губой и потемневшими глазами совсем не выглядело красивым. Я знал, что утром вид у нее будет еще хуже.
– Это чудовищно, – произнес он. – Только трус способен ударить женщину.
Чарлз свято верил в рыцарские отношения. А то, что многие его идеалы были старомодны, его мало волновало. Какого он признался мне, что знакомые только и ждут от него старомодных высказываний и поступков – ведь он уже стар. К чему же их разочаровывать?
Чарлз нашел для Марины болеутоляющие и снотворные таблетки, и вскоре она легла в постель. А мы уединились в его маленькой гостиной и выпили виски.
– Надеюсь, я вас не потревожил, – начал я.
– Потревожил, – отозвался он. – Но я счастлив, что так случилось. Что у вас стряслось?