Я ухватился за прутья решетки на окнах и потряс их — ни один даже не шелохнулся. Точно были вделаны в цемент.

Так что выбраться отсюда будет непросто, но другого я и не ожидал. Какой дурак станет сажать меня на цепь, приковав к стене и связав руки, и оставит при этом двери нараспашку?

Я видел только один путь на свободу — через верх.

Из окна я разглядел, что стойло, в котором меня заперли, являлось одним в длинном ряду подобных стойл, и тянулись они в обоих направлениях. Стены между отдельными стойлами не доходили до крутой крыши; были той же высоты, что и стены в передней и задней части сооружения — около девяти футов. Так что между верхней частью стены и крышей образовывалось треугольное пространство. Верхняя часть стены заканчивалась деревянной фермой, но все равно пространства было достаточно, чтобы перебраться через это отверстие из одного стойла в другое. Всего-то и делов, что вскарабкаться на эту стену.

«Легко сказать», — подумал я. На тренировках в Сэндхерсте мы брали препятствия, причем на время. Но были две большие разницы. Там всегда имелась веревка, свисающая сверху, за которую можно было ухватиться и подтянуться, да и работали мы не в одиночку, а командой. И главное: тогда я был куда моложе и сильней, и у меня имелись две ноги, а не одна.

Я снова внимательно оглядел стойло. С чего же начать?

Решение оказалось проще некуда. В углу напротив двери стояла под углом к стене металлическая кормушка. Приподнималась от пола фута на четыре. Может, у меня всего одна нога, зато два колена, и вскоре я использовал их, чтоб встать на кормушку. А руки поднял вверх и пытался нащупать пальцами край стены.

И вот долгие часы отчаянной борьбы за свободу были, наконец вознаграждены. Движимый отчаянным стремлением вырваться из темницы, а также невыносимой жаждой, я уцепился за край стены, подтянулся и вскоре просунул ноги в отверстие под фермой, а потом — и в соседнее стойло.

Спускаться оказалось гораздо трудней, я упал и приземлился на спину. Но мне было все равно — я снова смеялся. Перевернулся на живот и пополз на четвереньках к двери.

Она была заперта.

Радостный смех сменился слезами отчаяния.

Ладно, подумал я, немного успокоившись. Что тут с окном?

Снова решетка. Глянув через нее, я увидел, что все окна в остальных стойлах тоже зарешечены.

Плевать. Я должен действовать дальше. Хоть в одном из этих чертовых стойл дверь должна быть открыта.

Проделав трюк однажды, повторить его куда как проще. Я даже умудрился не свалиться на пол. Но и здесь дверь тоже оказалась заперта.

А что, если все они заперты?.. Что, если я напрасно трачу энергию, усугубляя тем самым обезвоживание?

Я влез на кормушку в углу, перевалился через следующую стену. Дверь в этом стойле тоже была заперта. Я сел на пол и заплакал. Понимая, что обезвожен, старался не проливать при этом слез.

Что произойдет, подумал я, если нехватка воды превысит критический уровень? Я так долго страдал от жажды, что начали болеть рот и горло, однако ощущения, что это смерть, не было. Интересно, как будет реагировать организм через день или два? Что послужит первым знаком, что мне пришел конец? Пойму ли я, что умираю?

Я постарался выбросить все эти мысли из головы. «Прекрати, — твердил я себе. — Может, в следующем стойле дверь будет открыта».

Но и она оказалась заперта.

Пальцы ныли от бесконечных подтягиваний, к тому же я подвернул ногу в лодыжке, когда спрыгивал на пол. Не слишком серьезное ранение, но и оно вызвало у меня приступ отчаяния. Почему это должно было произойти именно со мной? Почему я превратился в жалкого расклеившегося калеку? Может, лучше свернуться где-нибудь в углу клубком и тихо, спокойно умереть?..

— Нет! — выкрикнул я. — Здесь я не умру!

На одной лишь силе воли я перелез через очередную стену. И оказался не в стойле, но в пустой кладовой, которой, по-видимому, давно не пользовались. И находилась она в самом конце длинного ряда стойл. Чтобы слезть со стены, я цеплялся за стеллажи для седел и сберег распухшую лодыжку от новых повреждений.

И это помещение тоже было заперто. Как и следовало ожидать.

И еще я понял, что мне некуда дальше деваться. Дальняя стена кладовой доходила до самой крыши. Конец строения, конец длинного ряда стойл.

Я поглядел в замочную скважину и понял, что эта дверь заперта на врезной замок. Кому понадобилось запирать пустое помещение?..

Я привалился спиной к двери, меня вновь охватило отчаяние. Впервые за все время я начал верить в то, что умереть мне предстоит в этом чертовом блоке из стойл.

В животе урчало от голода, горло пересохло и горело от жажды. Я истратил столько сил, перебираясь в это, последнее в ряду помещение, что при одной мысли о том, что придется, видно, возвращаться назад тем же путем, в глазах темнело от страха. Да и потом вряд ли что получится. Ведь кормушки будут находиться у стен по другую сторону.

Я посмотрел в маленькое окошко возле двери. Стало темнеть, а свежий, восхитительный, прохладный дождь все продолжал лить, образуя кругом огромные лужи, до которых мне не добраться ну просто никак. Скоро совсем стемнеет. И пойдет третья ночь моего пребывания в плену. Без воды, без питья, переживу ли я четвертую?

И вдруг, продолжая глазеть на струи дождя, я заметил, что на окне нет решетки. Решетки ставят только в стойлах, чтобы лошади не высовывали головы, А в кладовой лошадей не держали. Так что и решетки были ни к чему.

И единственная оконная панель была из стекла, не из пластика.

Я огляделся в поисках предмета, которым можно было бы выбить стекло. Ничего подходящего. И тогда я уселся на поваленный стеллаж и снял ботинок.

Разве могло устоять стекло против распаленного жаждой человека? Я выбил каблуком все стекло из рамы, убрал даже мелкие осколки.

Окошко маленькое, но ничего, сойдет. Сперва я высунул наружу голову, затем, опираясь культей о раму, протащил здоровую ногу. И вскоре оказался на улице.

Боже, что за божественное ощущение! Этап под номером четыре успешно завершен.

Я запрыгал из-под навеса, оказался на открытом пространстве, запрокинул голову, широко открыл рот.

Никогда в жизни вода не казалась вкуснее и слаще!

Глава 12

Вырваться из этого строения — то было преодолением лишь первого препятствия.

Я не знал, где нахожусь, понимал, что на одной ноге мне далеко не уйти. Я был голоден, еды никакой, и что еще важнее — понятия не имел, кто пытался убить меня.

Что, если они снова попытаются, обнаружив, что я жив?

Что, если они вернутся проверить? Или избавиться от тела?

Почему они просто не размозжили мне голову, вместо того чтобы оставить умирать медленной и мучительной смертью?