По опыту я знал, что убить человека нелегко. С расстояния — это еще ничего. Запустить радиоуправляемую ракету в стан врага — просто море удовольствия. Снять вражеского командира с помощью снайперской винтовки с оптическим прицелом — кайф, да и только. Но вонзить штык с расстояния вытянутой руки в грудь воющего, взвизгивающего от ужаса человека — совсем другое дело.
И наверняка тот, кто оставил меня в стойле живым, сделал это ради собственного блага, не моего. Они хотели убить меня, но не своими руками, а с помощью времени и постепенного обезвоживания, которое бы сделало за них всю грязную работу.
В этом плане у меня оказалось над ними преимущество. Если нам доведется встретиться снова, они еще трижды подумают, прежде чем прикончить меня, и это колебание станет для них концом. В памяти всплыл еще один инструктор из Сэндхерста. «Никаких колебаний, — говорил он. — Стоит остановиться, усомниться — и ты мертв».
* * *
Дождь продолжал лить, а вот воды в достаточных количествах, подходящей для утоления жажды, видно не было. Так что я попробовал напиться из крана — колонки располагались у каждого стойла. Повернул ручку, но вода почему-то не пошла. Хотя ничего удивительного. Видно, ее просто выключили, вот и все.
В конце концов мне пришлось распластаться на бетонных плитах и лакать воду из лужи, как собака. Куда проще, чем набирать ее в сложенные чашечкой ладони и подносить ко рту.
Теперь приоритетом стало утоление голода. А также способ передвижения.
Мне нужно было подобие костыля, нечто вроде палки от швабры или метлы, на которую можно будет опереться. Я полз на четвереньках вдоль ряда стойл, пока не добрался до того, куда меня заточили. Приподнялся, снял засовы с обеих половинок дверей и распахнул их настежь. Я уже привык к свежему уличному воздуху, и ударившая в нос омерзительная вонь, стоявшая внутри, застигла меня врасплох. Сработал рвотный рефлекс, но меня не вырвало — просто нечем было. Неужели я прожил здесь целых двое суток? А если б умер, вонь, наверное, была бы еще ужаснее.
Никакой метлы в стойле не оказалось. Я знал это, но решил взять кольцо и цепочку с замком. Если пойду в полицию, представлю их как вещественные доказательства. Я также собрал обрывки пластиковой ленты. Никогда не знаешь, может, они какие-нибудь особенные и укажут на преступника, который их приобрел.
В последний раз, прежде чем закрыть дверь, я оглядел свою камеру. А потом решительно задвинул засовы, точно хотел вычеркнуть это ужасное место из памяти раз и навсегда.
Я запрыгал дальше вдоль ряда и отпер следующее стойло. Тоже искал там метлу, но неожиданно нашел нечто более интересное и нужное.
Удача мне улыбнулась. На полу валялся мой протез, а рядом и пальто.
Подвесить меня на цепи и оставить умирать — то был поистине дьявольский и расчетливый план. Но снять с инвалида протез — это пахло уже нечеловеческой злобой. И я решил, что подонок, сотворивший это со мной, заплатит за свое злодеяние очень высокую цену.
Я привалился спиной к двери и надел протез, потом опустил резиновый рукав ниже колена.
Я всегда ненавидел эту штуковину, эту ногу, которая не была частью меня. Но теперь я воспринял возвращение протеза с благодарностью — он был моим надежным другом, союзником, братом. Последние два дня научили меня тому, что без этого компаньона из металла и пластика я превращаюсь в слабого, беспомощного, бесполезного воина на поле боя. Теперь же протез при мне, и это сила, с которой следует считаться.
Радость ходьбы на двух ногах была ни с чем не сравнима. А знакомое цоканье звучало, как музыка.
Я подобрал с пола пальто, накинул его. Рубашка промокла от пребывания под дождем, и я был рад тому, что пальто у меня такое толстое, теплое, с пушистой подкладкой. Сунул руки в карманы и, к изрядному своему удивлению, обнаружил в одном мобильный телефон, бумажник, ключи от своей машины и визитку от мистера Хугленда.
Телефон был выключен. Я сам отключил его на время судебных разбирательств. Теперь же включил, послушно засветился маленький экранчик. Кому же позвонить?
Кому я могу доверять?
* * *
Я решил исследовать конюшни, чтобы понять, где нахожусь.
Наверное, можно было бы использовать мобильник и позвонить в полицию, и они проследили бы, откуда поступил сигнал. Но мне хотелось выяснить это самому.
Я представил, как лежу в ожидании, когда явятся мои убийцы, проверить, помер я или нет. Прекрасный шанс рассчитаться с ними, если на месте преступления вдруг появятся машины с мигалками и сиренами, решительные парни окружат это место, громко топая ботинками десятого размера, давая всему миру знать, что я найден. И спугнут моего врага. Здорово!
Но прежде надо поесть, голод продолжал терзать меня. И еще очень хотелось принять душ.
Ни в одном из стойл лошадей не оказалось. Людей в большом доме поблизости тоже не было. Это место напоминало город-призрак. И все двери были заперты. Я прошел по гравийным дорожкам мимо конюшен, мимо дома и вот наконец вышел к дороге.
Наверное, в сотый раз взглянул на наручные часы, но их при мне не было. Единственная пропажа, не считая «Ягуара». Наверное, убийцы сняли их, чтоб не мешали связать мне руки. Я искал везде, в каждом стойле, куда заходил, но безуспешно.
Однако, судя по освещенности, было где-то около пяти вечера. Пока достаточно светло, чтобы видеть, куда иду, но скоро стемнеет.
Дорога от конюшен спускалась по пологому холму, что помогло при ходьбе, но в конце я уперся в огромные, футов семь в высоту, ворота из сварного железа на равно грандиозных каменных столбах. Ворота были закрыты и заперты на цепь с навесным замком, подозрительно похожую на ту, что лежала сейчас у меня в кармане.
Я поднял глаза. Неужели снова придется карабкаться наверх?
Нет, не пришлось. Я прошел ярдов десять влево и с легкостью перешагнул через низенькую железную изгородь. Грандиозные ворота существовали здесь для вида, не для безопасности. А цепь с замком, видимо, были призваны отбить у какого-нибудь проезжающего мимо любопытного намерение подъехать к дому и посмотреть. И не дать этому случайному человеку обнаружить, что я заперт в стойле.
На одном из воротных столбов красовалась пластиковая вывеска.
«ПРОДАЕТСЯ» — было начертано на ней крупными заглавными буквами, ниже приведен телефон агента по недвижимости. Код города был мне знаком: 01635. Это Ньюбери.
Листок с данными агента был прикреплен поверх небольшой деревянной вывески. Я сорвал его и в надвигающихся сумерках увидел табличку с надписью: «КОНЮШНИ ГРЕЙСТОУН». И маленькими буквами внизу — «Ларри Вебстер, тренер».
Помню, кто-то рассказывал мне об этом месте. Так и сказали: «Место Вебстера». «На холме недалеко от Вэнтейдж-роуд». Стало быть, сейчас я в Лэмбурне, где-то совсем недалеко от него. Даже можно было разглядеть огоньки деревни, примерно в полумиле от меня, у дороги.