Чэну очень понравилось боевое настроение военных. С их точки зрения, будет не война, а легкий пикник на свежем, горном воздухе.
И вправду, все неплохо. Воздушно-десантный корпус, две общевойсковые армии, наносящие удары из Кашгара и Кульджи по сходящимся направлениям. Семь механизированных, три танковые, три воздушно-десантные дивизии, три десятка отдельных бригад. Этого за глаза хватит, чтобы сокрушить жалкие, карикатурные деспотии бывших советских республик. Взяв Бишкек и Алма-Ату в течение пяти дней, НОАК двинется дальше в Узбекистан, Таджикистан и Туркмению, и ничто не сможет их остановить. Если не хватит двух армий, подтянем резервы, чего-чего, людей в Китае – с избытком!
Попрощавшись с военными и пожелав им всяческих успехов, Чэн вылетел в Кульджу, на встречу с командованием 47-й армии. Нужно было провести еще одну срочную инспекцию по личному приказу Лю Хайбиня.
Война – слишком серьезное дело, чтобы доверять его военным. Это отлично понимал Председатель КНР.
Через десять дней, если не подведут люди Аиста, мир изменится. Изменится навсегда…
Двадцатую танковую перебросили на противоположный фас так называемого «Радомского выступа» совершенно неожиданно. Менее суток назад Громов «проломил» фронт второй французской бронетанковой бригады, выведя на оперативный простор основные силы тринадцатого армейского корпуса. Сейчас он получил новый приказ: развернуться на 90 градусов в сторону Кельце вместо ожидаемого броска на Лодзь.
Главком союзников, генерал Беркли, потерял в ходе первой фазы «Сирены» почти половину боеспособной авиации и управление над войсками союзников, сосредоточенными в районе Кракова. В сложившейся ситуации он отдал единственный четкий приказ: ударить всеми возможными силами во фланг «Радомского выступа», не считаясь с потерями. Будь он выполнен, «тонкая красная линия» [97] из русских механизированных батальонов была бы сметена, и Бородулину пришлось бы, забыв о прорыве, двинуть обе танковые бригады на локализацию флангового удара.
Но сокрушительного удара не получилось. В очередной раз сыграл свою роль пресловутый европейский цинизм, местечковые интересы и близорукость генералитета. Из четырех бригад НАТО, получивших приказ главкома ОВС, в бой ринулась только девятая панцер-бригада Роннебурга, прибывшая на фронт с запада Германии. Остальные три бригады топтались на месте, совершали сложные маневры и бесконечно переговаривались по прерываемой связи с собственным верховным командованием, совершенно игнорируя приказы Беркли.
Потребовалось несколько часов бесплодных переговоров и личное вмешательство генсека НАТО, чтобы итальянская бронетанковая, испанская механизированная и хорватская пехотная бригады пришли в движение. Итальянцы с испанцами, наученные горьким опытом неудачной украинской кампании, лезть в бой не спешили, втайне надеясь, что «колбасники» сделают все за них. Хорватская пехотная бригада генерала Балича вообще не хотела воевать с русскими, зато с удовольствием вцепилась бы в горло соседям, албанцам или боснийцам. Еще больше склок вызвала попытка Беркли назначить на должность командующего южного фаса фронта канадского генерала Джона Фантэна, учитывая то, что ни одного канадского военнослужащего на этом пресловутом фасе близко не было.
Вернувшись в свой командирский КУНГ, Громов раздраженно скинул с головы опостылевший тактический шлем, чтобы хоть пару минут дать отдохнуть ушам от радиоволн, заливающих мозг информацией. Посидев немного с закрытыми глазами, полковник вышел на жаркий, пропахший запахом войны и смерти воздух и закурил. Неожиданно заныло плечо. Черт, больно-то как… Три месяца, проведенных в хирургическом отделении Военно-медицинской академии, позволили восстановить кости, нервы и сухожилия, порванные пулей польской валькирии. Но на перемену погоды плечо ноет, сил нет. Потирая руку, полковник распахнул дверь в подвижной командный пункт бригады:
– Как движение?
– Укладываемся в сроки, господин полковник! – отрапортовал майор-оператор, оторвавшись от электронной карты, по которой двигались разноцветные ромбики и треугольники, означавшие тактические единицы. – И наши, и противника.
Кевин Роннебург, как и все германские офицеры, был блестяще образован и дисциплинирован, так что в драке девятая бригада бундесвера может выпить из нас много крови. Придумать бы какой-нибудь трюк… А раздавим немчуру – остальные сами отойдут. Как уже не раз бывало.
– Разрешите обратиться, господин полковник! – гаркнул где-то сзади молодой голос с наглыми нотками. Повернувшись, Громов увидел офицера, совсем еще юношу, но с майорскими погонами на клапане:
– Обращайтесь, майор.
– Майор Топорков, командир отдельного сотого танкового батальона специального назначения! Прибыл в ваше подчинение!
Что за чушь? Какой еще танковый батальон специального назначения? Они там, в штабах, совсем умом двинулись?
– Господин майор, я не припомню, когда у нас в стране танковый спецназ появился?
Нагловатый майор радостно оскалился и снова гаркнул:
– Танковый батальон специального назначения иначе называется «штрафной».
Теперь понятно. Штрафники прибыли, посмотрим, что за публика… Хотя, судя по майору, ничего хорошего. Чем-то не нравился Громову этот горлопан с говорящей фамилией Топорков.
– Пойдем, покажешь свое хозяйство, майор. Кстати, почему опоздали? Что за недисциплинированность? Здесь война, господин майор, а не маневры.
Топорков не смутился, разве что веселые, наглые васильковые глаза чуть потускнели, приобрели серый, стальной оттенок.
– Техника разнокалиберная, вся с консервации. Да и экипажи неопытные, курям на смех. Ползли, как черепахи.
– Почему все время кричите, майор?
– Повреждена барабанная перепонка. Давно еще, при подавлении Ахмадовского мятежа на Кавказе.
Опаньки! А майор-то новенький боевой парень, оказывается, а я на него взъелся… Нехорошо.
– В каком звании были, Топорков? – уже мягче спросил Громов.
– Ни в каком, господин полковник. Из добровольцев я, из «сварогов». Мне тогда еще двадцати не было.
Громов кивнул. Это время он хорошо помнил.
Тогда, семь лет назад, когда «царь зверей» Заур Ахмадов поднял вооруженный мятеж, в Москве никакой центральной власти не было. Лавина боевиков грозила прорвать не построенный толком «барьер» и выйти на просторы Ставрополья и Кубани. Нынешний глава государства еще только депутатствовал, возглавлял комиссию парламента по правоохранительным и специальным службам. После начала мятежа, в условиях полного хаоса и паралича власти, Стрельченко вылетел на пылающий Кавказ, выбив из перепуганных властей чрезвычайные полномочия. Вскоре он стал министром национальной обороны и, собрав в кулак разбросанные по всему югу «федеральные силы» различных ведомств, утопил мятеж в крови. При подавлении мятежа Ахмадова первый раз и засветились боевые отряды молодежного движения «Сварог». Эти мальчишки страха не ведали, как и пощады, компенсируя недостаток подготовки яростью…