– Я понял, майор. Дальше что? Вы не стесняйтесь, рассказывайте, вашего личного дела, правда, пока не видел. Закрутился, не было времени с кадровиками связаться…
– Дальше? Дальше, господин полковник, офицерские курсы в Ульяновске [98] , подавление Уральской фронды, Казахская операция, Украина, восьмой гвардейский корпус Кабанова, курсы при общевойсковой академии. Месяц назад назначен командиром этого штрафбата.
По мере рассказа Громов радикально менял свое отношение к этому молоденькому майору. Молодец парень, тридцати нет, а повоевал уже – на троих хватит.
– Награды есть?
– Так точно! Два ордена Мужества – за Кавказ и Днепр и медаль «За отвагу» – казахская.
– Отлично! – Громов резко остановился и протянул руку Топоркову:
– Добро пожаловать в двадцатую танковую! Нам такие командиры нужны.
– Спасибо, господин полковник.
Несколько минут спустя Громов и Топорков тряслись в командирском «Воднике», направляясь к замаскированным позициям штрафников.
Первое, что поразило комбрига, это действительно разнокалиберная техника, состоящая на вооружении батальона. Десяток Т-62 М с «бровями Ильича», десяток обычных «шестьдесят вторых», два десятка Т-55 М с дополнительными противокумулятивными экранами.
Возле техники, предварительно укрытой «накидками», неторопливо ковырялись люди. Тощие, наголо бритые субъекты в мешковатых серых комбинезонах и с номерами на спинах. Присмотревшись, Громов увидел автоматчиков, стоящих между деревьями.
– Конвойная рота, – перехватив взгляд комбрига, отозвался Топорков. – У нас вообще батальон необычного состава. Четыре танковые роты, моторизованная конвойная, истребительно-противотанковая батарея.
– А зачем истребительно-противотанковая батарея?
– На случай, господин полковник, если кто из боя раньше времени выйти захочет. Один ПТУР «Штурм» в корму, и привет родителям.
– А как они обычно в бой ходят?
– В ошейниках. Примитивная вещь, но действенная. В ошейнике заряд пластида, небольшой, но голову отрывает начисто. Плюс передатчик, работающий в радиусе пяти километров. Вышел из этой зоны: взрывчатка активируется, бах!!! И мозги соскребай.
– Зачем тогда ПТУРы?
– Всякое бывает. Сигнал прерваться может из-за помех или приемную станцию заглушат. Тогда эти хмыри слинять захотят. Сто процентов! Хитрые твари. Или, еще хуже, попытаются нас атаковать.
– И были такие случаи?
– Пока нет, но могут быть. Контингент хоть и трусливый, но отморозков хватает.
– Построй-ка своих «каторжан». Вот хотя бы эту роту!
Топорков дал сигнал, со всех сторон тут же заорали сержанты, и масса людей в сером дисциплинированно сбилась в кучу, придав ей некое подобие строя.
– Слушать сюда! Сейчас вам, ублюдкам, высокую честь окажут. Сам командир бригады лично пройдет вдоль строя. Стоять нормально, рожи не корчить, в обморок не падать! Понятно, гниды?! – рявкнул Топорков, возле которого каменными изваяниями застыли звероподобного вида, похожие на химер старшины. Откуда они появились, Громов так и не заметил.
Штрафники вытянули шеи и преданно выпучили глаза. «Словно стадо овец, готовое на убой», – мелькнуло у Громова. Даже неприятно стало, несмотря на то что штрафники – преступники, отбросы общества и снисхождения не заслуживают.
Пройдя вдоль строя, полковник приметил несколько подозрительно знакомых морд. То ли в жизни с ними виделся, то ли по телевизору… Интересно, кто такие?
– Слушай, майор, у тебя все личные дела штрафников есть?
– Конечно. Они в штабе. Что, господин полковник, знакомые лица увидели? – с улыбкой осведомился Топорков. Видимо, комбриг был не первым, кто обращался к нему с подобным вопросом. – У нас здесь публика действительно интересная собрана. Прямо террариум редких гадов.
Громов подивился, сколько презрения и плохо скрываемой ненависти было в голосе Топоркова.
– Возьмем, господин полковник, того высокого, – показал пальцем Топорков на бритоголового задохлика, который, заметив внимание начальства, попытался верноподданнически улыбаться беззубым ртом. – Это же сам Тагир Багаев, известный на всем Кавказе по прозвищу Комбайнер. Сначала был полевым командиром, головы нашим пленным резал, затем сдался по амнистии и заделался фермером. Осел под Астраханью вместе с двумя братьями. Его в пример ставили, по «ящику» показывали. Дескать, бывший «эмир» стал землепашцем, вот они – успехи стабильности. Что характерно, пережил спокойно и мятеж ахмадовский, и полное отделение Кавказа. Уж больно хорошо с местными властями дружил. Только люди почему-то в окрестностях пропадали. Когда эту семейку спецназ взял, почти сотню рабов на этой ферме освободил. Обоих братьев Багаева тут же прикончили, а ему повезло – пожизненное дали.
– Как в штрафники-то попал?
– Добровольно. У него туберкулез, больше года не протянет. Появился шанс, пролив кровь, выйти по амнистии.
Офицеры прошли вдоль строя унылых серых фигур.
– А вот наши красавцы Цаплин и Судаков. Один чекист, другой прокурор. Цаплин занимался «борьбой с терроризмом», сколотил из чеченцев банду, которая убивала и похищала бизнесменов. А чтобы боевиков не трогали, снабдил их чекистскими ксивами [99] . Судаков тоже еще тот кадр… Насиловал несовершеннолетних девушек, прикрываясь прокурорским мундиром. Теперь оба здесь, в штрафбате – хотят искупить вину перед нацией и выйти чистенькими. У-у-у, мрази!
Топорков злобно сплюнул себе под ноги, не стесняясь присутствия комбрига. Он буквально задыхался от ярости.
– Им молиться на нынешнюю власть нужно за то, что дает возможность умереть людьми. Раз уж жили как животные, хоть умрут как мужчины. В бою.
– Я думаю, их это волнует меньше всего, майор. Не те они люди. Их в первую очередь собственное выживание заботит.