Сейчас дорога была восстановлена. Через каждые несколько километров стояли бронированные машины казаков. Дорогу охраняли от того, чтобы ее снова не подорвали…
Конечно же, наш конвой обстреляли. Даже не один раз, а три. Я не думаю, что целились конкретно в меня, просто показали себя и напомнили о своем существовании. Раньше племена, живущие вдоль дороги, брали дань с проезжающих, теперь это делать было нельзя. Вот и напоминают о себе…
Остаток дня – а мы прибыли в город после полудня – я потратил на то, чтобы осмотреть Джелалабад.
Город как город. Торговый – живет от громадного рынка, который занимает почти четверть территории города. На восточной окраине – разбитая и потом восстановленная британская военная база, теперь уже русская база. Русское присутствие в городе чувствовалось, русские были с оружием и в бронежилетах, много было бронированных внедорожников. Бородами выделялись казаки – в русской армии по уставу солдат должен был быть чисто выбрит, а казак без бороды не казак. Кроме казаков, бородами щеголяли спецназовцы и некоторые отборные части морской пехоты и парашютистов – те, кто действует за линией фронта.
Гражданских тоже много. Афганцев, я имею в виду. Одеты примитивно, бедно, но по сравнению со временами англичан есть продвижение вперед – все, даже дети, обуты. Обувь здесь считается роскошью, первым делом покупают именно хорошую обувь, потом одежду. Так вот сейчас обуты даже многочисленные дети.
Еще одна примета, что здесь русские, – молоко. Афганцы никогда не знали молока, молоко было большой роскошью, для русских же это – повседневный продукт. Молоко привозили в пакетах по ноль пять и ноль два литра – теперь ими завален весь город. Молоко пьют прямо на улицах, и дети и взрослые, надкусывая пакет. Бросать в урны пока не научились…
Есть стройки. Строятся дома – легкие, как в Туркестане, с большими, закрытыми каменными решетками с орнаментом лоджиями. Жилье дешевое, пятиэтажное, из готовых панелей, которые выпускает построенный нами ДСК в Кабуле. Но для тех, кто привык жить в хижине, а то и в землянке – большое дело. Тем более что квартиры хорошие – минимум семьдесят квадратов. Около одного такого дома остановились, проинспектировали, как идет строительство. В построенные дома уже въезжали, стройка перемещалась, рядом со строительными кранами играли дети.
И тут же рядом уже построенный и заселенный дом ремонтируют – прямое попадание самодельной неуправляемой ракеты. Погибла вся семья. Может, случайно, может, нет. С жильцами этого нового района говорить не стал ни о чем серьезном – бесполезно. Тот, кто привык быть рабом Аллаха, от того, что въедет в новый дом, не научится брать судьбу в свои руки. Должно пройти как минимум два поколения. А тут еще – наследие в виде сотни лет борьбы с британскими оккупантами.
Заметьте – без кавычек говорю. Британцы – они и есть оккупанты.
Под вечер вернулись в бывший дворец брата короля, сильно пострадавший во время бомбежки и последующих беспорядков. Сейчас его отстроили заново, довольно уродливо и неказисто восстановили, чтобы использовать в качестве штаба и одной из городских опорных точек.
Вечером пили чай с офицерским собранием, с наступлением темноты смотрели на ракетные пуски с горных районов. От базы на восточной окраине города размеренно бухала артиллерия, ведя некое подобие «контрбатарейной» борьбы. Вертолеты и самолеты для уничтожения кочующих пусковых установок уже не используют – дорого, слишком дорого каждый вылет обходится. Если только попутно обнаружится… тогда да.
Так и уснул под грохот дальнобойных орудий, наводимых с беспилотников…
Прислушался. Тихо. Орудия молчат. Над городом где-то в вышине стрекочет вертолет.
Умылся, побрился, оделся. Отметил заодно, что седины еще прибавилось. Немного, но прибавилось. И это печально. Впрочем, здесь я успел увидеть офицеров, которые поседели в тридцать лет.
Из коробочек достал и укрепил награды на парадном кителе. Это важно – здесь это любят. Лично я отношусь к наградам довольно сдержанно, каждая из них напоминает совсем не о приятном. Но здесь они будут в самый раз.
Вышел из своей комнаты. Подождал начальника Личного конвоя. Тот поднялся со дворика, отдал честь.
– Привезли?
– Так точно.
– Следуйте за мной. Дам знак – заводите.
– Есть.
На входе – казаки. Обыскивают всех, дорога перекрыта. Гостей немного. На площади, перед оцеплением, – столпотворение машин, бронированных и нет. Пулеметы на пикапах, бородатые лица, темные, противосолнечные очки. Это – малиши. В каждом племенном ополчении есть малиши – это местная милиция. Кто-то считает, что это исламская милиция, но это далеко не так. Афганистан – страна иллюзии и иллюзий. Кто-то из британских поэтов в девятнадцатом веке сказал: «Афганцы очень набожны, они читают Коран утром, они читают Коран днем, и они читают Коран вечером, но они не делают ничего из того, что написано в Коране». Простите, я не могу привести ни имя поэта, ни точный стихотворный перевод – просто забыл. Но суть Афганистана отражается в этих стихах очень точно. Малиши действительно воюют с нами, они атакуют горные базы и аванпосты, но причины этого не имеют к исламу никакого отношения. Еще один британец сказал: верность афганца не продается, но ее можно купить на время. Вот британцы так и делают – приходят в племя, дают пачку денег. Через несколько дней в обратную сторону отправляется кассета или флешка с записью нападения – отчет. Вот так и идет дело…
Мы спустились вниз. На первом этаже, там, где раньше был личный кинотеатр, устроили что-то вроде офицерской комнаты. Сегодня пианино из нее вынесли, равно как и бар, а вместо них составили восемь столов, накрыли скатертью и поставили стулья. Стульев было тридцать…
Гости уже собрались. Шейхи наиболее влиятельных пуштунских племен Западного Афганистана, представители купечества, местный мулла. Сидят настороженно, смотрят по сторонам, словно ждут, что вот-вот арестуют. Напрасно ждете. Не дождетесь…
Я занял свое место во главе стола.
– Прошу прощения, я не говорю на пушту, – сказал я, – все присутствующие знают дари?
Собравшиеся закивали головами. Я не знал дари, но я знал фарси, а дари – это тот же фарси, с вкраплением слов из пушту и языков некоторых других народов Афганистана. Дари считается городским языком и языком Западного Афганистана. В провинции Нангархар он мало распространен, но все шейхи и жители Джелалабада его знают.
– Здесь не все… – продолжил я, – не хватает людей…
– Шейх Иса… – привстав и поклонившись, сказал один из стариков, – сильно болен и не смог присутствовать лично. Но он прислал меня, чтобы передать надлежащие уверения в преданности Белому Царю…
Нужны они Белому Царю…
– Пусть Аллах исцелит шейха Ису, но я говорю не о нем.
Неловкая пауза.
– Я говорю о тех ваших братьях, которые сидят в тюрьмах, – я подал знак, – заводите…