– Эй, подъем, хватит дрыхнуть, – заорал на них Патрикей, входя в блиндаж.
Евдокия вошла следом и остановилась как вкопанная, заметив небольшую стрелку, торчавшую из шеи спящего мужика. Она хотела предупредить Патрикея, но не успела. Он протянул руку и коснулся плеча наблюдателя. Часовой развернулся и ударил Патрикея ножом в грудь. В последний момент тот отвел нож в сторону и врезал переодетому китайцу кулаком в лицо. Двое китайцев, маскировавшихся под спящих, вскочили у Евдокии за спиной. Она резко развернулась, но поняла, что не успеет ничего сделать. Лезвия их сабель уже опускались. В последнюю секунду Патрикей оттолкнул ее в сторону. Сабли разрубили ему спину. Он рухнул и тут же умер. Евдокия выхватила револьвер и уложила одного из нападавших. Второй, увернувшись от пули, перемахнул стенку блиндажа. В этот момент от прохода в блиндаж в ее сторону полетели метательные лезвия. Одно пробило левую руку. Второе звякнуло о скалу возле головы. Евдокия постаралась повторить трюк китайца, прыгнула на стенку блиндажа, но спрыгнуть по другую сторону не успела. Ее подрезали пули. Китайцы, поняв, что они рассекречены, открыли огонь из стрелкового оружия. Евдокия упала на край скалы возле блиндажа и поползла вниз. Она цеплялась изо всех сил, но руки соскальзывали, а камни отрывались, валясь вниз. С диким криком атаманша сорвалась вниз. Несколько секунд падения показались ей вечностью. Затем ошеломляющий удар о воду, поверхность которой показалась твердой как камень.
Пакин видел все снизу. Он кинулся к большому круглому естественному колодцу – восьмиметровой промоине в скале, из которого все местные брали воду, но тело так и не всплыло. Глубину колодца никто не измерял, но вода в нем была черной и ледяной. Она текла с гор по невидимым протокам в скалах и уходила куда-то вглубь.
Сверху по каменной площадке перед штабом ударил пулемет. Пакин метнулся от озера назад к строениям, чтобы укрыться. Пулеметные очереди косили оказавшихся на открытом пространстве жителей крепости, всех без разбору. Все, кто успел, попрятались в дома, за телеги, под навесами и открыли ответный огонь.
Мысли в голове Пакина внезапно стали ясными и четкими. Он остался один, и только от него теперь зависели жизни обитателей крепости. Зигзагами он кинулся к казарме. Внутри было человек десять. Вместе они разобрали стену между складом и казармой и выкатили из склада пушку калибра 107 – мм.
– Заряжаем, выкатываем и стреляем, – приказал он, а сам повернулся к вбежавшему в помещение Ивану Силантьеву.
– Влас, красные крепость окружили, – выпалил Силантьев возбужденно.
– Сколько их атакует, хотя бы примерно? – отрывисто спросил Пакин, наблюдая за установкой орудия.
– Дык, они в кустах сидят, не нападают, – развел руками бородач.
– Как не нападают? – изумился Пакин, потом подумал, что плевать. Пусть сидят, а у них пока будет время подавить огневую точку на скале.
Несколько залпов из орудия заставили пулемет в блиндаже наверху замолчать. Было не понятно, погибли на скале нападавшие или только затаились. Люди осторожно высовывались из домов. Никто по ним не стрелял, и они стали выходить смелее.
– Готовиться к штурму, – приказал Пакин и ощутил, как у него в животе словно печку раскочегарили. Поднималась температура из-за развивавшегося в брюшной полости перитонита. Смахнув со лба капли пота, он достал аспирин, разжевал пару таблеток и запил из фляжки.
* * *
Для наблюдателей, укрывшихся в густом подлеске, двор не был виден. Его загораживали высокие крепостные стены, но скала была как на ладони. Кван убрал от лица бинокль и усмехнулся:
– Ну вот, а ты говорил, что атаманша неуязвимая.
– Но трупа ее никто пока не видел, – осторожно заметил Серый.
– Какой там труп, – фыркнул Кван, – она упала с такой высоты на камни. Там лепешка, а не человек.
– Я пока не увижу ее мертвой, не поверю, – упрямо возразил Серый и добавил: – Я вам помог. Теперь вы запишете меня в свою кодлу?
– Помог, – с улыбкой согласился Кван. – Если твоя информация насчет золота в горах подтвердится, то можешь рассчитывать на долю, считай, что ты теперь на испытательном сроке.
– А бумагу мне можно какую выправить, чтобы меня потом случайно с бандитами не перепутали? – заискивающе попросил Серый.
– Гаврила, не поможешь человеку? – обратился Кван к начальнику милиции.
– Чего? – недовольно проворчал Трефилов.
– Да я по-русски пишу еще не очень, – пояснил Кван, – напиши ему, что такой-то принят в ряды Красной армии и что он кровью искупил свои прошлые грехи… Что-то в этом духе.
Побурчав немного, Трефилов все же выправил для каторжника бумагу. Серый от этого взбодрился и повеселел.
– Только предупреждаю, веди себя тихо, – сурово бросил ему Кван, – будешь высовываться, лишишься башки.
Со скалы вернулся серьезный и закопченный Ву. Вся его одежда была в пыли.
– Что там? – поинтересовался Кван, кивнув головой на скалу.
– Высота под контролем, – отчеканил Ву, – двое убитых. Остальные готовы действовать по сигналу. Баллоны подготовлены.
– Какие баллоны? – заинтересовался Трефилов.
Кван сделал вид, что не расслышал. Он выкрикнул несколько команд, и солдаты стали вытаскивать из телег длинные стальные баллоны.
* * *
Обоз с людьми двигался через редкий березовый лес. Алексея нещадно трясло на телеге. Он принял последнюю таблетку болеутоляющего и размял связанные руки, чем заслужил неодобрительный взгляд худого одноглазого бандита, трусившего на лошади рядом. Серафима Пименова сидела впереди, рядом с возницей, роль которого исполняла Клавдия. Серафима обернулась к нему и зло бросила:
– Если Патрикея убьют, то и тебе не жить, сволочь красная.
– Будем надеяться, что его не убьют, – равнодушно ответил Алексей.
– Надейся, гад, – прошипела Серафима и отвернулась.
Алексей посмотрел на телегу, ехавшую сзади. Телегой правил старик лет семидесяти. За ним сидели дети разного возраста и женщина из местных в цветном платке. Всего Алексей насчитал двадцать телег. Пятеро ехали вооруженные, верхом. Еще на одной телеге ехал пулеметный расчет. Когда со стороны крепости послышались выстрелы, все обернулись в ту сторону. Движение обоза остановилось.
– Началось, – дрогнувшим голосом прошептала Клавдия.
Серафима в очередной раз бросила на него взгляд, полный ненависти. Если бы ей дали волю, то она бы расправилась с Алексеем немедленно. Затем движение возобновилось, но не успели они проехать и десяти метров, как с трех точек по обозу ударили пулеметы. Воздух наполнился визгом свинца. Расширенными глазами Алексей видел, как гибнут те, с кем он ехал. Изрешеченная пулями Серафима рухнула с телеги на землю. Рядом упал всадник вместе с лошадью. Клавдия застыла на месте, не зная, что делать, и в следующую секунду пуля снесла ей пол-лица. Алексей ждал, когда настанет его очередь. Пули пролетали буквально в сантиметрах от него. Испуганные лошади рванулись, и Алексей, слетев с телеги, упал рядом с Серафимой. Руки были связаны, и он толком не успел сгруппироваться, ткнулся в каменистую почву головой, содрал всю кожу на щеке, перевернулся и так остался лежать, борясь с головокружением и приступами тошноты. В глазах все двоилось.